18+

Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Благотворительным фондом помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь» либо касается деятельности иностранного агента Благотворительного фонда помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь».

Что всё это значит?
  • Опыт
  • 14 апреля 2023, 16:21
  • 4 минуты

На каком языке помогать беженцам и мигрантам? Опыт фонда SILSILA

Специалисты фонда SILSILA, который оказывает бесплатную консультационную помощь мигрантам и беженцам, делятся своим опытом и рассказывают о том, какие эффекты может давать работа на родном или иностранном языке.

В новейшей истории России не было опыта системного соприкосновения с проблемой вынужденной миграции: число официальных беженцев в стране и сегодня очень незначительно, а сама проблема едва заметна на общей социальной карте. Ситуация изменилась в 2022 году, когда российское общество лицом к лицу встретилось с«беженцами»в кавычках, потому что опыт вынужденной миграции не синонимичен официальному статусу беженца: далеко не все, кто вынужденно покинул свою страну, получили статус беженца в новой   из Украины — многие соприкоснулись с этим опытом напрямую и включились в помогающую работу. Этот процесс среди прочего заставил по-новому взглянуть на вопрос языкового барьера в контексте миграции. Значительная часть украинцев владеет русским, и это позволяет включаться в помощь, не сталкиваясь как минимум с языковыми преградами. 

Но как быть, если беженцы не говорят на языке принимающей страны? Эффективна ли работа с переводчиком и для каких задач она подходит? А консультации на иностранном языке? Какие последствия могут быть у разговора на родном языке беженца или мигранта? 

Работа с психологом: особенности и выводы

Идея о том, что разговор с психологом на иностранном (неродном) языке помогает эффективнее и безопаснее работать с болезненными темами, не нова: еще Фрейд и его последователи по психоанализу отмечали, что некоторые их билингвальные пациенты обращались к своему второму языку как к инструменту более безопасного контакта с тревожными темами. 

Об эффекте отчуждения, обусловленном языком, в XX веке говорили преимущественно в контексте клинической практики, без ссылки на экспериментально подтвержденные данные. Недавние научные исследования подтвердили, что тело человека по-разному реагирует на эмоционально окрашенный контент в контексте родного и чужого языка, и эти данные можно использовать для более эффективных методик работы с психологом.

Одно из свежих исследований показывает, что обращение к иностранному языку в некоторых психотерапевтических методиках может снизить эмоциональную реактивность пациента. Другое исследование показало, что чтение эмоционально заряженных предложений на иностранном языке в меньшей степени задействует симпатическую нервную систему, которая контролирует непроизвольные функции организма, чем чтение на родном языке. 

Иностранный язык действительно создает дистанцию с переживаемым, и в работе с ним ниже риск ретравматизации, то есть повторного переживания травмирующего опыта в рассказе. Это подтверждает и опыт работы фонда SILSILA.

Елизавета Логвинова
Елизавета Логвинова
психолог фонда SILSILA

Мой профессиональный опыт включает консультирование мигранток, переживших насилие, на русском языке, который является для них неродным. Вначале я переживала, сможем ли мы объясняться друг с другом, передавать свои мысли и чувства достоверно, получится ли у меня быть эффективной в такой работе. На мое удивление каждая такая встреча дает новый опыт и новые индивидуальные решения. И я заметила, что почти во всех случаях, несмотря на особые нюансы нашей коммуникации, этим женщинам было легче говорить о пережитом опыте, чем другим клиенткам.

Рассказывать о болезненных, травматичных событиях может быть легче на иностранном языке, потому что диалог в этом случае словно встреча двух незнакомцев и можно более свободно говорить о том, что трогает или ранит.

Кроме того, консультация ограничена во времени, и его ценность столь же велика, как и ценность каждого слова, которое клиент выбирает сказать консультанту, более тщательно обдумывая его на иностранном языке.

С другой стороны, разговор о чувствах на родном языке дает возможность прожить их интенсивнее и глубже, избежать диссоциации со своими эмоциями. Но язык не единственный и не главный фактор, который влияет на общение с психологом. Важнее всего доверие — то, что профессионально называют терапевтическим альянсом. А он может сложиться (или не сложиться) в любых сценариях, даже если на помощь в преодолении языкового барьера приходят жесты или обмен языковым опытом. Здесь решает готовность к открытости и обеспечению обоюдной безопасности.

Елизавета Логвинова
Елизавета Логвинова
психолог фонда SILSILA

Я также убедилась в том, что не существует невозможной коммуникации между людьми, когда оба хотят и готовы начать вести диалог, даже если они мало знакомы с родным языком друг друга. Но все же решающую роль играет не язык, а открытость к равноправному отношению, уважение, готовность обеспечить безопасность. Встреча разных культур и разных языков в одном кабинете — это прежде всего честность в диалоге и открытость к знакомству с мирами друг друга.

Работа с юристом и кейс-менеджером: особенности и выводы

Для профессиональной консультации родной язык может становиться неожиданным препятствием — в работе со специалистами необходимы дистанция и уважение границ, и иностранный язык или работа переводчика могут быть более целесообразными. 

Однако и в этой диспозиции есть свои особенности. 

Амалия Штаец
Амалия Штаец
кейс-менеджер фонда SILSILA

По запросу клиентов я консультирую на арабском языке, и чаще всего это дает положительный эффект: заметно увеличивает доверие и, конечно, упрощает понимание. Особенно если мы говорим о юридических вопросах, например о подготовке документов. Это минимизирует недопонимание терминов, и такая помощь будет эффективнее.

Если человек понимает, что я говорю с ним на одном языке, он становится более открытым и, уже зная, что его поймут, свободнее делится переживаниями.

Однако, например, я не перехожу на язык клиента при общении по телефону именно потому, что это нецелесообразно. Например, чтобы перевести человека на юриста, нужно сначала получить список вопросов, а чтобы переключить на психолога, надо договориться о времени и прислать памятки. Все это удобнее и быстрее делать в письменной форме, поэтому мой положительный опыт работы на родном языке клиента относится скорее к письменному консультированию.

Но все-таки чаще мы сталкиваемся с тем, что коммуникация на родном языке стирает границы и не всегда приводит к эффективным результатам

Амин Рашидов
Амин Рашидов
юрист фонда SILSILA

В работе с женщинами из Центральной Азии я зачастую провожу консультации на родных для них языках — таджикском и узбекском. Однако это далеко не всегда успешный опыт. Например, понимая, что диалог ведется на родном языке, клиенты начинают видеть в специалисте своего родного человека или друга, с которым можно общаться «по-свойски». В таких диалогах клиенты могут использовать нецензурную речь, рассказывать о личной жизни со множеством деталей, которые не только не решают задачи консультации, но и, напротив, сильно усложняют работу специалиста. Исходя из того, что «здесь свои», клиенты могут звонить ночью и ожидать беседы прямо в это время. Могут передавать контакты специалистов среди родственников и друзей без учета профиля организации. Это не только делает работу низкоэффективной, но и значительно нарушает личные и профессиональные границы специалиста. Поэтому мы пришли к выводу, что будем руководствоваться принципом, что организация проводит консультации на государственном языке — на русском. Однако мы всегда готовы индивидуализировать подход, если этого требует профессиональная целесообразность.

Аруза Воробьева
Аруза Воробьева
кейс-менеджер фонда SILSILA

Бывает и такое, что клиенты могут общаться на русском языке, но на родном комфортнее — и они не сообщают, что владеют русским. Обеспечить возможность полного сопровождения на родном языке в российских реалиях — очень сложная задача. Увы, в процессе ее решения может теряться часть эффективности.

Насчет работы через переводчиков — она бывает затруднительной, особенно в наших реалиях, когда часто речь идет о длительном удаленном сопровождении, а не о личной встрече в конкретное время.

Когда появляется дополнительное звено — переводчик, процесс обмена информацией становится дольше и сложнее. В таком сценарии работы у меня бывает чувство, что я действую будто в дымке, в тумане. Вроде бы мы с клиенткой в диалоге, но, чтобы получить точную информацию, приходится несколько раз перезадавать вопросы и перезапрашивать перевод, при этом переводчик не может быть на постоянной связи в течение дней и недель. При переводе могут потеряться детали, которые важны. А если клиентка общается на каком-то диалекте языка, то и переводчик не всегда может справиться достаточно уверенно и точно. 

К тому же, на мой взгляд, это мешает наладить тесный доверительный контакт. Когда знаешь, что твои сообщения будет читать только один человек, который сопровождает от начала и до конца, довериться легче. В ситуации, когда есть переводчик, создать ощущение безопасного разговора становится сложнее.

Что в итоге — и как это учесть в практике? 

На каком языке работать с психологом — вопрос открытый. С одной стороны, на иностранном языке ниже риск ретравмы. С другой стороны, говорить о чувствах, чтобы прожить их, проще на родном. Но в работе с психологом все же важнее всего не язык, а доверие — то, что профессионально называют терапевтическим альянсом. А он может сложиться (или не сложиться) в любых сценариях, даже если на помощь в преодолении языкового барьера приходят жесты или обмен языковым опытом. Здесь решает готовность к открытости и обеспечению обоюдной безопасности.

А если нужна четкая инструкция по официальным вопросам, лучше дать ее в письменном виде на родном языке — так легче обеспечить особую важность точного понимания.

Что же в конечном счете помогает понять друг друга? Мы полагаем, что только взаимодействие — обоюдное приложение посильных усилий, которое и делает понимание взаимопониманием.

Аруза Воробьева
Аруза Воробьева
кейс-менеджер фонда SILSILA

Если есть возможность, чтобы специалист и социальный клиент общались на одном языке, лучше ее использовать — это может дать более быстрый и эффективный результат. Но если такой возможности нет, то и страшного или непреодолимого в этом нет. Главное — есть человек, который решился изменить свою жизнь к лучшему и приложить усилия ради своей безопасности. А это значит, что и этот человек, и специалисты, которые ему помогают, смогут вместе сделать шаг к решению проблемы.

Спасибо, что дочитали до конца и спасибо фонду SILSILA за то, что поделились своим опытом. 

Помочь

Оформите пожертвование в пользу организации «SILSILA»

Выберите тип и сумму пожертвования
Поддержите, пожалуйста, наш фонд

Мы существуем только на ваши пожертвования. Вы можете добавить процент от пожертвования на развитие фонда «Нужна помощь»

Вы оформляете пожертвование в рамках Благотворительной программы фонда «Нужна помощь»
Материалы по теме
Новости
«Нужна помощь» признали иноагентом. Отвечаем на все вопросы о новом статусе
2 марта
Опыт
В любой момент рядом: как и зачем координаторы «Нужна помощь» сопровождают НКО
16 января
Опыт
«Через некоторое время мне доверили кураторство одной из основных программ фонда»: колонка волонтера «Открытой среды»
5 декабря
Читайте также
Опыт
Зачем жителям социальных домов базовая грамотность: колонка фонда «Большая перемена»
21 ноября
Опыт
Пережить трудные времена: как НКО могут сохранить доноров в кризис
16 ноября
Опыт
Фонд против ДТП — о личном: путь длиною шесть лет в помощи тяжело пострадавшим в авариях и профилактике травматизма на дорогах России
16 ноября
Помочь нам