«Шередарь, Шередарь, Шередарь» — восторженно щебетали всё лето прекрасные и уважаемые люди, к чьему мнению принято прислушиваться. Что-то явно французское: то ли философ из Cafe de Flore, то ли напиток, то ли брат карамболя. Спросила Митю Алешковского:

— Что за слово — Шередарь?
— Это река.
— И что там?
— О! А! Ты не представляешь! В это невозможно поверить! Чудо! Загадка! А! У! — и тут у него звонит телефон, он подскакивает четыре раза и стремительно убегает на лекцию по филантропии.

---

Потом Алешковский написал в Фейсбуке, что в субботу утром едет туда, и ему нужен журналист для фиксации увиденного. Ну я — журналист. Митя подскочил четыре раза, сидя в Фейсбуке, и сказал, что выезжаем из Москвы в субботу утром по Горьковскому шоссе и едем в район Петушков. Стало ясно, что Митя окончательно порвал с реальностью. В субботу утром по Горьковскому шоссе поедет только сумасшедший, страдающий редким заболеванием «люблю пробку часов на шесть, не меньше». Ну ладно. Теперь надо аккуратно сообщить мужу, что в субботу утром я поеду в Петушки, потому что там тот самый Шередарь. Муж посмотрел на меня с медицинским интересом и сказал: «Поехали». А также махнул рукой.

Поехали. Мой муж Лёша спелся с Алешковским, и всего часа через четыре мы гордо въехали в Балашиху, проехав по каким-то кошкиным тропам. Оставалось всего ничего, километров сто, и там наискосок еще. По дороге Митя выложил всё, что к тому времени знал о Шередаре. В рассказанное верилось с большим трудом.

Здесь будет центр реабилитации для детей, перенесших онкологические заболевания.

…На реке Шередарь, что во Владимирской области, в лесу вырос городок. Здесь будет центр реабилитации для детей, перенесших онкологические заболевания. Вообще-то центр уже есть, он почти построен, в обжитой части волонтёры уже несколько лет занимаются с детьми, но будет еще лучше — и всё это бесплатно. Фонд, где работает Митя Алешковский — Нужнапомощь.ру — собирает деньги для строительства специализированного медицинского центра в Шередаре, вот сейчас он едет посмотреть, на что потрачены деньги, и что построено.

Дом, где будет вся медицина, почти готов — там заканчивают внутреннюю отделку. Он стоит чуть на отшибе от других домов, и при этом он ближе всех к основной дороге, что удобно для «Скорой помощи», например. В этом доме детей будут регулярно осматривать медики, здесь лекарства для тех, кому это необходимо, и здесь же можно будет делать поддерживающую химеотерапию. В общем, главным в доме будет медицинская начинка, что дорого, скорее даже очень дорого. Фонд «НужнаПомощь» собрал для медицинского центра в Шередаре 849 тысяч рублей, а нужно на миллион рублей больше — смета 1853000. Вот на этом месте обращаюсь к дорогим читателям с просьбой о поддержке строительства медцентра.

В Шередаре нет никакого государственного участия

В Шередаре нет никакого государственного участия — в основном всё построено на деньги Михаила Афанасьевича. Говорят, он своих 200 миллионов вложил.

— Михаил Афанасьевич Б…. — попыталась было я встрять в Митин возбужденный монолог.
— Ты будешь смеяться, но да! Михаил Афанасьевич, только не Булгаков, а Бондарев. Он основатель крупной сети школ иностранных языков ВКС. Что означает «Вперед к Самадхи». Самадхи — это в буддистской медитативной практике состояние, когда исчезает идея собственной индивидуальности, и возникает единство воспринимающего и воспринимаемого.
— Эээээ….?
— Сам не знаю, но когда будете здороваться, имей ввиду — он руки не подаёт, он обнимается.

Понятно. Чего ж тут непонятного. Кстати, приехали.

Михаил Афанасьевич БондаревФото: Митя Алешковский

Лес. Поле. Расчищенная поляна. Напротив лошадки, дети с лошадками. На поляне стройка, она заканчивается. Много аккуратных деревянных домиков — не щитовых, настоящих. Дорогие домики-то. Огромная столовая, она же клуб — пока не будет достроен настоящий отдельный клуб. Пока кручу головой, на горизонте появляется парень. Модный такой, подтянутый. Подходит ближе — нет, не парень, взрослый мужчина. В ушах серёжки. Глаза хорошие, внимательные. Раскрыл руки — обниматься. А, здрасьте, Михаил Афанасьевич.

С ним как-то сразу легко. На всякий случай записываю в тетрадочку — «Самадхи», то есть надо бы об этом почитать на досуге, выяснить, как это состояние достигается. Тем временем слышу, как Михаил Афанасьевич говорит: «…сиблинги. Еще мы будем делать отдельную программу для сиблингов». Почему-то совершенно не стесняюсь спросить, что он имеет ввиду. «Это будет отдельная программа для братьев и сестер детей, которые заболели или умерли. Им тоже очень тяжело. Часто здоровый ребенок, видя, что в какой-то момент его жизни родители перестают обращать на него внимание и сосредотачиваются на другом ребенке, говорит маме, что тоже хочет заболеть, чтобы его тоже любили».

Кроме лечения, есть еще одна проблема, которой у нас совсем никто всерьёз не занимался — реабилитация

Когда Михаил начинает говорить о детях, что-то в его глазах меняется. Это довольно трудно описать, я такого не видела: он старается чуть отвернуться, почти неуловимо — неужели слезу отгоняет? Не может быть, он же давно с этим живёт и по своей воле. Долго работал в знаменитом фонде «Подари жизнь», обнаружил, что кроме лечения, есть еще одна проблема, которой у нас совсем никто всерьёз не занимался — реабилитация. Если ребёнок вылечился — всё, всем спасибо, иди домой. А в больнице ребёнок был долго изолирован — больше, чем в тюрьме, его берегли от инфекций, он не мог играть с другими детьми, и вот он вдруг выходит в чужой ему мир. Ему очень трудно — там, в больнице, осталась привычная жизнь и люди, и маленькие друзья, а еще он скорее всего пережил смерть друга. Часто у него есть так называемые сопутствующие заболевания — например, многие теряют зрение.

Михаил стал много ездить по миру и искать хорошие реабилитационные центры для детей, чтобы построить такой же в России. Он нашел такие центры в Венгрии и в Ирландии. Он увидел, как правильная недельная программа по реабилитации экономит полтора-два года жизни — детской жизни.

«По числу миллиардеров мы занимаем второе место в мире, а по детской реабилитации — одно из последних», говорит Михаил, человек состоятельный, но всё же не богатый по меркам списка Forbes.

— Государство помогает?
— Очень. Очень помогает тем, что не мешает.

Тем временем мы пришли в административный корпус, где сейчас случится что-то вроде вводной пресс-конференции Михаила. Пока рассаживаемся в зале, кручу головой, пытаясь в нее поместить увиденное. Мы в альпийском домике, такие бывают на хороших горнолыжных курортах, это обычно гостиница с 4-5 звездами. Красиво, модно, экологично. Не могу понять, как это устроено: я знаю про Михаила, что он умеет зарабатывать деньги, и деньги большие. Значит, умеет тратить и вкладывать. Дети, конечно, святое, но вот, чтобы отдать состояние и всё своё время…а как же… а где же…ну не блаженный же он…нет, не похож. Более того: я бы ему палец в рот не положила, как говорили пикейные жилеты Черноморска, ну ни за что. Вот с такими вот глазами.. а зубы-то ощущаются, да. Что-то тут не то. Или не так.

— Не так сели, — раздалось вдруг знакомое из прошлой жизни.

Это Михаил Афанасьевич снова переделывает мир и заведённый порядок вещей. Выходит из-за стола, где должны сидеть выступающие, садится в публику, и мгновенно образуется круг из стульев, и вот уже мы все сидим — журналисты, волонтеры, сотрудники — и просто беседуем про то, как здесь устроена жизнь. И как ее устроить дальше везде.

… Здесь сейчас проходят реабилитацию дети 7-13 лет. Главная цель — научить детей быть здоровыми после продолжительной болезни, заставить их поверить в то, что они уже справились с болезнью. Изменить отношение детей и их родных к проблеме. Здесь работают волонтеры со всей страны, и сейчас на 44 ребенка 56 волонтеров. Волонтеров тоже учат с нуля, берут не всех, обучение многоэтапное. Волонтер становится гражданином, который будет что-то менять в обществе. Стараются создавать команды по 5-6 человек, чтобы потом эта команда сама могла создавать реабилитационные центры: пойти в местный санаторий, договориться. Потом пойти к местному предпринимателю, договориться. Создать хотя бы маленький реабилитационный центр, человек на 10. Такие маленькие грибочки уже растут — в Брянске, Уфе, Новосибирске. Здесь этому учат. Учат как объяснять ребёнку, что он — победитель. Он может всё — раз уж он победил рак. Здесь впервые разрывают связь между матерью и ребенком, дают отдохнуть маме и возвращают ребенку детство. И победы. Для кого-то победа — погладить лошадь. Или дать лошади морковку. Или проскакать галопом.

Ну да, пошли уже смотреть на лошадь. На лошадей для начала. Вооооон там они пасутся, налево. А вот направо — городок. 13 гектаров. 26 домиков. Это всё — собственность благотворительного фонда «Шередарь». Не Мишина собственность. «Я вообще не специалист ни в чем, я организатор», говорит Михаил, и лица молодых сотрудников вдруг становятся лукавыми. Ога, не специалист — чайником прикидывается, и Михаил тоже вдруг на миг становится лукавым. Понятно — старая игра, шутка для своих.

Он хочет контролировать будущее

— Моя цель — сделать так, чтобы здесь через сто лет всё работало. Без нас. На благотворительной основе. Бесплатно для детей и их родителей.

Он строит механизм на десятилетия и дальше. Он строит куранты повышенной точности. Он хочет контролировать будущее. Ох. В России. Ох три раза.

Концепция такая: когда здесь нет детей, домики сдаются на коммерческой основе, а все деньги зачисляются в Фонд и идут на реабилитацию. Здесь удобное место для конференций, корпоративных выездов, просто отдыха. Многие будут приезжать именно сюда, чтобы потом могли приезжать дети. В России десять тысяч детей в год нуждаются в реабилитации. У нас за год реабилитацию проходят 150 детей. Поэтому таких центров нужно много по стране. У нас тут всё на самообслуживании: есть свой цех по производству мебели и дверей. Своя пасека. Свои коровы. Лошади опять же…

В России десять тысяч детей в год нуждаются в реабилитации

Мой муж Лёша заводит с Михаилом разговор о себестоимости всего этого и про всякие сметы. Долго переспрашивает, отходит впечатленный. Говорит, что такой эффективности ни у кого нет. Здесь строят по уму и не воруют. Так, если коротко.

Но это та часть — совсем новенькая, с иголочки — которая сейчас достраивается. К Новому году всё будет. А рядом — старый санаторий, тоже Михаила. Старый «сталинский» добротный санаторий, отлично отреставрированный, с сохранением забавных гипсовых статуй пионеров и молодых матерей, ведущих здоровый образ жизни. Внезапно из-за очередной статуи выныривает нездешняя фигура. Ирландец Терри Дигнан, один из главных в мире экспертов по реабилитации детей. Именно он создал реабилитационный центр в Дублине — совместно с Полом Ньюманом, на секундочку. Самые голубые глаза Голливуда, «Кошка на раскалённой крыше», «Разорванный занавес», «Афера» и «Цвет денег». А теперь Терри Дигнан создаёт реабилитационный центр с Михаилом Бондаревым. Волонтеры смотрят на Терри примерно как на Мессию. Нет, Терри не говорит по-русски. Нет, это не проблема для волонтеров. Многие здесь по-английски говорят, а если нет — есть переводчики, тоже волонтеры, конечно.

Терри Дигнан и Чулпан Хаматова в строящемся реабилитационном центре Шередарь

С Терри очень интересно и просто говорить. О проблемах мужчины, чья женщина полностью погружена в умирающего, быть может, ребёнка. Про посттравматический синдром, который должны пережить дети — а он больше, чем у солдат, вернувшихся с войны. Да, а говорим мы за обедом, тут в столовой накрыт стол: салаты, закуски, сейчас горячее принесут, и вот супчики тут. Замечаю, что стол — вегетарианский. Да, тут многие веганы, и Михаил Афанасьевич, конечно. «И много лет — никакого спиртного», улыбается он. Под эти слова волонтеры вносят бутылки вина, много. Но это для гостей. А вот еще стол с колбасой, котлетами и ветчиной — нет проблем, если ты не веган, никто заставлять не будет.

— А теперь пойдем смотреть концерт. Нет, концерт не для вас — садитесь в зал (настоящий большой концертный зал), но в задние ряды. Нет, родителей здесь тоже нет. Это концерт детей и волонтёров — для детей и волонтеров.

Дети и волонтёры здесь две недели живут вместе, в одном домике. 5-6 детей и 7-8 волонтёров — это факультет, по принципу Хогвартса. У каждого факультета своё название, символика, традиции, цвета и всё такое — ну, вполне себе Гарри Поттер. На сцену выходит факультет — и выступает перед другими факультетами. Никаких соревнований и мест — все просто радуются друг другу.

Среди волонтеров выделялся статный парень, который явно прибыл сюда из какой-то совершенно другой жизни. Михаил заметил, что я изучаю его удивленно. «Это Юра, ювелир из Питера. Третий год сюда ездит волонтёром, учит детей делать колечки, им нравится». Юра явно был любимцем своего факультета.

«Я всё понял: невесту искать нужно здесь», — сказал холостой Митя Алешковский, наблюдая за девушками-волонтерами перед началом концерта. Возможно, он еще думал об этом в первые пять минут — девочки действительно очень хороши и талантливы, и возраст невестин, от 20 до 30. Но когда концерт начался, думать об этом он точно перестал, потому что дёргал меня за рукав и шептал в ухо: «Смотри! А вот сюда смотри! Нет, ты видела? Какой фантастический волонтерский менеджмент!». Ну да — школа Терри Дигнана.

Детки с волонтерами занимались на сцене тем, чем и положено заниматься на детском концерте: пели, танцевали, разыгрывали сценки. Костюмы, грим и всё такое. Но это же не совсем обычные детки. Вот вышел факультет — все нарядные, но в одинаковых косынках. Потому что одна девочка потеряла волосы во время болезни и еще не обросла, не будет же она одна в платочке? Значит, все в платочках. Все-все, и буйные кудряшки тому не помеха. А вот кто-то забыл слова — на сцене, под софитами, на глазах у сотни зрителей! — а это почти незаметно: тут же слова подхватывает волонтер, и как только солист вспоминает, или у него проходит ступор, тут же незаметно замолкает и дает возможность солисту насладиться заслуженной славой и бурными аплодисментами. А вот симпатичный мальчик, который поёт и танцует со всеми, он улыбается, а его рука всё время пытается нащупать и потрогать другую ручку, она у него высохла. И он явно до сих пор удивляется этому странному факту. Ему лет семь, и хорошо заметно, что высохшая ручка занимала всё его внимание — но ему дали понять, что эта его особенность не делает его изгоем. Он может стать звездой сцены, чего угодно звездой — и знаете, он поверил в это. И я верю. И верит весь зал. А вот девочка-медвежонок, к тому же в очень сильных очках — танцует со всеми не слишком уверенно, и как бы чуть-чуть во сне. Бедная девочка — подумалось было мне, но тут ей дали микрофон, и она запела. Тихий, но чистый, хрустальный голосок окреп ко второму куплету сложной незаезженной песенки так, как это бывает на очень профессиональных концертах. Счастливая девочка.

Кто выпустил бы их на сцену в других обстоятельствах? У нас таких зрелищ не любят.

Выпускной концерт в лагере Шередарь

Концерт закончился совместным хором, братанием и объятиями на фоне сменявших друг друга на большом экране фотографий из жизни детишек в Шередаре. Это был какой-то очень свой момент, не для посторонних глаз, и мы тихо вышли из зала. Всплакнуть во время представления хотелось много раз, но было как-то изнутри понятно, что нельзя показывать слезы никому, вдруг увидят дети. А потом, на улице, наступило вдруг то хрустальное чувство, как будто прорыдалась — и счастьице, как чистой тряпочкой внутри протерли, и было видно, что случилось это со всеми нами. И хорошо, и никто не стесняется сантиментов. Ну и поехали, пора домой, а то пока доедем…

Погодите, я мёду с собой дам, — сказал Михаил Афанасьевич и потянул едва подъёмные пакеты. Свой мёд в трехлитровых банках, свежий, тёмный, с этикеткой «Шередарь». Наверное, отличный — свой мы с мужем раздали по заключённым.

А писать этот текст мне совсем не хотелось. Невозможно потому что найти для всего этого слова. Понятно, что не передать ничем, и в кино «как на самом деле» на самом деле не снять. И тогда я пошла к Чулпан Хаматовой. И спросила её про Шередарь. И мы долго разговаривали — о Михаиле, о Фонде, о детках, о болезни, жизни и смерти. И что из этого долгого разговора я могу процитировать? Что Михаил хороший, а фонд «Шередарь» делает полезное дело, и что нужно таких больше, и что нужна реабилитация?

Да тут, наверно, и слов особо не нужно.

А вот с Михаилом Бондаревым хотелось бы поболтать лет через сто. А может, это как раз и было — через сто, просто я не запомнила прошлый раз. Значит, попробуем еще разок.

Ну а помочь детям, нуждающимся в реабилитации после тяжелых заболеваний, можно очень просто. В конце этого текста есть форма для пожертвования, каждый рубль будет пущен в дело, и за каждый рубль будет предоставлен отчет.

Всего, для помощи в строительстве реабилитационного центра этих рублей нужно 1 853 652.

Сделать пожертвование