— У вас есть план, что делать с судами в «прекрасной новой России»?

— Здесь как с любой реформой: прежде чем начинать, надо ответить на несколько вопросов.

Что именно нам не нравится? В России суды по уголовным делам почти всегда соглашаются со следствием, поэтому у нас ничтожный процент оправданий. Если твое дело дошло до суда — наверняка осудят. Мы в Институте проблем правоприменения называем это обвинительным уклоном.

Следующий вопрос: мы строим новое или перестраиваем старое? Бывает, надо делать с нуля — как полицию в Грузии: распустили старую — набрали новую. Но очевидно, что это не наш случай — Россия не сможет жить без судов, как Грузия полгода жила без полиции, да и не полгода тут надо.

И наконец: а реально ли провести перестройку? К сожалению, нет. Например, сейчас есть идея создать экстерриториальные суды, чтобы дела в апелляции и кассации не рассматривались в судах одного и того же региона, а по факту часто — в одном и том же суде. Чтобы на судью не давили власти, вышестоящие судьи. Хорошая идея, но бессмысленная. Система находится в таком состоянии, что и эта, и любая другая содержательная реформа будут быстро выхолощены. Если проводить аналогию, мы имеем человека в состоянии гипертонического криза. Можно, конечно, прописать ему здоровый образ жизни, пробежки по утрам, но, скорее всего, это его убьет. Сперва больного надо отправить в реанимацию, чтобы купировать криз. А потом уже лечить.

— Какая реанимация нужна российским судам?

— Мы ищем ответ на этот вопрос с 2010 года — опрашиваем судей по всей России, изучаем судебную статистику. Коротко говоря, начинать надо с решения проблем судейского корпуса — это и есть реанимация. А потом уже можно менять отношения этого корпуса с внешним миром, то есть проводить системную реформу.

Прежде всего, судей надо разгрузить — сейчас им некогда разбирать дела по существу, они слишком много сил и времени тратят на то, что штампуют уже готовые решения. На российского судью в среднем приходится около тысячи дел в год, а на мирового судью — больше двух с половиной тысяч. В основном, это очень маленькие гражданские и административные дела — недоимки по налогам, недоимки по платежам в пенсионный фонд, долги по квартплате. Есть, конечно, и крупные, поэтому средняя сумма выходит около 15 тысяч рублей.

Как это выглядит? Приходит представитель, допустим, налоговой, с пачкой исков и флэшкой, откуда можно быстро перенести данные. И начинается работа: фамилия-имя-отчество в иске и в судебном решении совпадают, паспортные данные совпадают, адрес совпадает, дата верная и т. д. Человек, который тратит себя на такую рутину, и ко всей остальной работе начинает относиться так же. Это убивает в суде судью.

Такие дела просто не должны попадать в суд. Нужно ввести минимальный размер иска о взыскании таких пенсионных и налоговых недоимок; мы считаем, что это 15 тысяч рублей.  А чтобы коммунальщики не подавали в суд на всех подряд, надо повысить государственную пошлину за рассмотрение дела — примерно на порядок. Сейчас это 400 рублей — пусть будет четыре тысячи рублей. Тогда юрист из ЖЭКа не пойдет в суд с пачкой исков, а сперва посмотрит, реально ли взыскать что-нибудь с ответчика, — ведь в большинстве случаев взять с него нечего.

Говорят, что повышение пошлин ударит по гражданам: для пенсионера четыре тысячи рублей — громадная сумма. Но здесь не о чем беспокоиться — судья может освободить от уплаты пошлины или отсрочить ее, если видит, что дело выигрышное и платить в итоге придется ответчику. Этот механизм уже сейчас работает в отношении малообеспеченных граждан и даже в отношении организаций, скажем, с заблокированными счетами.

Минимальный размер недоимки и повышение пошлин позволят освободить судей от примерно 20% бессмысленных дел.

— А почему это до сих пор не сделано, раз все так очевидно?

— А потому что изнутри системы этого не видно. Это мы пришли и говорим: а вы среднюю сумму иска посчитать не пробовали? Нет, не пробовали.

Прибегает председатель райсуда, размахивает иском: «Смотри, что они делают — налоговая подала иск на одну копейку!» После этого председатель областного суда звонит руководителю налоговой: «Вы что там, совсем?!» А тот ему: «Извините, нам нечего делать — задолженность есть, мы обязаны взыскать». И дальше все идет, как шло. Такие вещи запоминаются, а то, что каждый день через тот же суд проходят сотни исков, которые от этого копеечного принципиально ничем не отличаются, никто внутри не замечает. Знаете, как в судах хотели бороться с ростом нагрузки? Ввести нормативы нагрузки. Мы им говорим: есть же процессуальные сроки, вы все равно обязаны будете их выдерживать. Сейчас вы просто говорите о перегрузке, а будете говорить, что нормативы превышены втрое. Что изменится?

— Они в принципе не думают, что можно поменять входящий поток дел.

— Да. Идем дальше: судьям нужно вернуть независимость. Согласно Конституции, цитирую: «Судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону». Но это, к сожалению, не так. Судья является частью вертикально организованной судейской корпорации, в которой он подчиняется председателю суда. Давление на судей осуществляется именно через председателей.

Председатель не должен участвовать в процедуре назначения судьи, как это происходит сейчас. Он не должен определять вознаграждение судьи — деньги можно привязать к стажу. Не должен распределять дела между судьями, так называемую нагрузку, — с этим прекрасно справится автоматизированная система. Все это дает председателю слишком много власти: по закону он всего лишь первый среди равных, а по факту превратился в начальника.

Не нужно назначать председателя, как судью, президентским указом — пусть его избирают судьи. И нынешние два срока по шесть лет, которые разрешает закон, это слишком много. Это задает неправильную карьерную модель. Судья обычно приходит на должность с тремя-четырьмя годами стажа, потом работает пять-шесть лет, потом, если повезет, становится председателем. По истечении 20 лет, как известно, судья получает право на пенсию. Если срок — два по шесть, председатель при назначении знает, что никогда уже не вернется в рядовые судьи. Это создает расслоение среди судей на «рядовых» и «начальников». Следует сократить максимальный срок полномочий. Председатель должен стать первым среди равных. Попредседательствовал — вернись на место.

— А не получится, что без председателей все развалится? Судьи станут судить кое-как, дела будут тянуться месяцами?

— Регулярно слышу такие возражения от тех, кто не знаком с судейской работой. Председатель вообще не следит за сроками — за ними следит автоматизированная система «Правосудие». И если сроки проходят, то координатор оттуда звонит судье и говорит: «У вас там такое-то дело красным горит». И за злоупотреблениями председатель не следит. Когда вы жалуетесь ему на судью, председатель отвечает что? Он отвечает: «Если вы считаете, что судья нарушил что-то в процессе — пишите в апелляцию. Если вы считаете, что судья хам — в квалификационную коллегию». Председатель точно не является защитником обиженных граждан.

— Получается, от председателя вообще никакой пользы, кроме вреда?

— Для граждан — вообще никакой.

— А для судей?

— Для судей есть польза. У подчиненного положения есть приятная сторона — можно поделиться с начальником ответственностью. Я много раз наблюдал, когда брал интервью у председателей, как звонит судья и советуется по сложным делам. Это незаконно, конечно, но по-человечески понятно. Опрос судей в 2012 году показал, что идею избрания председателя поддерживают только 46%, сокращение его административных полномочий — 65,7%, а переход на премирование только на основании стажа — и вовсе 20,6%.

Ну и, конечно, для вышестоящих судей это незаменимая фигура. Когда нужно что-то довести до личного состава, тем более неофициально, это делается именно через совещания председателей. Например, была кампания за соблюдение процессуальных сроков. И была команда: выносите любое решение, лишь бы в срок, а мы будем возвращать сложное дело на новое рассмотрение и закроем глаза на отмены.

— А приговоры по политическим делам до судей тоже доводят через председателя?

— Да, конечно. Договориться с каждым судьей — это сложно. А так всегда есть председатель, и это удобный для всех инструмент давления на судью. В силу кадровой политики судья оказывается полностью зависим от председателя.

Поэтому третья часть — изменение кадровой политики. Вот уже почти 20 лет в России растет доля судей, приходящих из аппарата судов. 10 лет назад этот источник кадров стал основным, сейчас почти 75% вновь назначаемых судей имеют опыт работы секретарем и/или помощником судьи, причем для 56% это единственный опыт. В целом в судебной системе сейчас около 55% таких аппаратчиков.

Между тем судья — это не просто юрист. Судья принимает решение, опираясь на внутреннее убеждение, поэтому у него должен быть реальный жизненный опыт. Чтобы понять обстоятельства другого человека — подсудимого, нужно знать, как устроена жизнь. Между прочим, во французской Высшей национальной школе магистратуры (École nationale de la magistrature), которая готовит судей и прокуроров, практически нет юридических предметов. Половина занятий связана со спецификой работы судов, а другая половина рассказывает студентам, как в их стране люди живут. Везде через суды проходят в основном люди малообеспеченные, будущий судья вряд ли много сталкивался с ними в жизни, поэтому ему нужно про это рассказать.

Чтобы российский судья не был просто секретарем-помощником, продвинувшимся по карьерной лестнице, нужно поменять три вещи.

Первое — отменить требование высшего юридического образования при приеме секретарей на работу, там вполне достаточно любого высшего образования. Вам только кажется, что это техническая вещь. Смотрите, сейчас обычный карьерный трек такой: секретарь, через три года работы по специальности (это установленный минимум) — помощник, потом когда-нибудь судья. Как только мы перестаем требовать юридическое образование, должность секретаря перестает давать юридический стаж. Значит, чтобы стать помощником, человек будет вынужден проработать по специальности три года где-то в другом месте — в государственных (пусть даже правоохранительных) органах, юрисконсультом, в частной практике. То есть первый форматирующий опыт он получит за пределами судебной системы. После этого он может пойти помощником, может наработать еще опыт и пойти сразу в судьи — в любом случае это будет лучше, чем то, как сегодня.

Вторая вещь — финансовая. Нужно поднять зарплату сотрудникам аппарата судов примерно вдвое. Сейчас средняя зарплата помощника — 20 тысяч рублей. Средняя — значит, что в провинциальном райсуде она ниже. У секретаря — еще ниже. Ясно, что для человека с юридическим образованием и стажем это не деньги. Поэтому туда идут те, кто сознательно выбирает судейскую карьеру и готов ради нее пожертвовать несколькими годами своей жизни. Это меньшинство. Или те, кто не может найти другую работу. Таких большинство. Но в судьи попадают и те, и другие. Таким образом, в судьи в России выходят, скажем так, не лучшие юристы.

Третье — ввести единый статус судьи. Сейчас при любом переназначении судья вынужден заново проходить всю процедуру — квалификационная коллегия, комиссия при президенте и т. д. А это означает, что он становится уязвим. Если судья хочет сделать карьеру — например, стать председателем или перейти в вышестоящий суд, он понимает, что непослушного могут и не утвердить. Тем более что кадровая комиссия при президенте регулярно отсеивает двузначный процент кандидатов по не вполне прозрачным основаниям. Кстати, представителей силовых органов — ФСБ, прокуратуры и других — в любом случае из этой комиссии надо вывести — это странная ситуация, когда на назначение судей де-факто влияет одна из сторон в процессе. Единый статус будет означать, что президент назначает судей только в первый раз, а все последующие перемещения осуществляются силами судейского сообщества.

— Вот уберете вы силовиков из президентской комиссии, и наши суды захватят враги…

— Не захватят — там же еще до этого две проверки проводятся. Составляется «объективка»: судимость у судьи и близких родственников — есть или нет, административные нарушения — есть-нет, и т. д. Если брат сидел, если муж пьет и хулиганит, этого, скорее всего, уже хватит, чтобы судью не назначили. Это просто по базам пробивается. А вторая проверка — ФСБ и МВД готовят оперативную справку — что не вполне законно, кстати. И то и то передается в квалификационную коллегию.

— То есть президентская комиссия только на лояльность проверяет?

— По рядовым судьям комиссия — точнее, ее аппарат — просто готовит решения. Президент назначает около трех тысяч судей в год, не сам же он бумаги заполняет. И в этом ничего плохого нет. А по более высоким — по судьям региональных судов, в особенности по председателям региональных судов — уже собираются большие начальники и решают, устраивает ли нас такой-то в качестве председателя суда такой-то области. Это политическое решение, никаким законом не предусмотренное. Вот это надо уничтожить. Там куча вещей, которые нельзя легализовать.

— Справки оперативные?

— Справки это еще хорошо. Мне рассказывали, что там просто может прозвучать: есть информация определенного характера — и все: отказ.

— Вы облегчите судьям жизнь. А для людей хоть что-то изменится?

— В гражданском и административном процессе — да. Там вырастет скорость судопроизводства. Когда одной из сторон надо донести какую-то бумажку, судья сейчас часто назначает заседание не на завтра, как можно было бы, а на через две недели — когда в его графике есть окно. И дело растягивается на месяцы, хотя могло бы быть рассмотрено за неделю. Кроме того, станет меньше хамства. Сейчас судье некогда слушать стороны, она гонит процесс: «Представитель, объясните клиенту, что озвучивать необходимо только юридически значимые факты!» Не будет гонки — будет меньше грубости. Если сама реанимация займет год, то эффект будет виден еще через год-два.

С уголовным процессом все хуже. Мы предполагаем, что часть оправдательных приговоров не постановляется, потому что у судьи просто нет времени их писать. Скачать с флэшки обвинительное заключение и переделать в приговор гораздо быстрее. Если разгрузить судью — ну, пусть 0,5% оправдательных приговоров добавится, будет по системе в целом почти 1%. Это, конечно, не решение. Но смотрите: есть нежелание судей оправдывать и есть невозможность оправдывать. Реанимация дает им возможность. Без нее никакое желание точно не разовьешь.

— Честно говоря, вообще не верится, что вся эта реанимация заставит систему работать лучше. Люди-то те же останутся…

— Не совсем. У нас за 12-14 лет почти полностью обновляется низовой судейский корпус. Кто-то уходит на пенсию, кто-то на повышение. Так что, если реанимация займет три года, а потом реформа уголовного правосудия еще три — к тому времени состав рядовых судей обновится наполовину, причем уже по новым правилам.

Я вообще считаю, что ужас связан не столько с людьми, сколько с правилами, по которым они работают. И потом, давайте посмотрим: громких неправосудных решений выносится, ну, несколько десятков в год. Судей, которые в этом замечены — пускай несколько сотен. При смене политического режима их можно лишить полномочий, но с остальными-то что делать? По какому принципу фильтровать? Они работали по закону, против совести особо не шли, хотя совесть, конечно, у них такая, немного специальная… Но она не фатально далека от общечеловеческой — не сотрудники концлагерей. Я думаю, чистка, как ее ни называй — люстрации, децимации, — принесет больше вреда, чем пользы. Слушайте, я не знаю, как отделить агнцев от козлищ в обычном райсуде.

Автор — социолог, ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге; беседовал Максим Солюс

Другие статьи рубрики «Такая Россия» 

 

Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!