Дошел до суда

— Как вы пришли к выбору профессии переводчика и стали работать в судах?

— Я изучал восточные языки в вузе. А каким бы диким, непонятным и редким ни казался язык, его знаток рано или поздно все равно становится кому-то нужен. Видимо, в судах большой кризис и людей мало — я до сих пор, то есть уже четвертый год, время от времени работаю там. Обычно люди убегают из судов очень быстро. Но со мной дело, может быть, в том, что я работаю очень редко, поскольку и язык у меня редкий. Люди, которые работают с каким-нибудь узбекским, таджикским или киргизским, — для них это полноценная работа, они сутки проводят в судах и неплохо зарабатывают. Я там бываю раз-два в месяц. Еще периодически приходят заказы на письменные переводы, паспорта какие-нибудь.

— Какие языки основные у вас, получается?

— Урду, хинди, персидский иногда, иногда еще украинский.

— Как это технически происходит? Звонят и говорят: «Совершилось преступление. Глеб, приезжай»?

— 99% задержанных по моей части — это бедолаги из Пакистана, которые сюда приехали по студенческой визе. Они работают, и в какой-то момент у них заканчивается виза — и их ловят (или их ловят, когда они работают, что совсем непозволительно). Тогда я еду либо в отделение полиции, либо в УФМС: там мы делаем вид, что допрашиваем (потому что, естественно, уже допросили до меня), на самом деле я просто приезжаю и переписываю все правильно, как и было сказано в оригинале, и подписываюсь. Потом мы едем в суд и там тоже устраиваем балаган. Иногда это занимает полчаса, иногда мы там можем провести три-четыре часа, пока очередь пройдет. Вся эта процедура безумно стандартная: «Здравствуйте, признаете ли вы, что нарушили законодательство?» Человек говорит: «Да, не могу выехать, у меня не было денег, меня подставили, очень хочу домой или очень не хочу домой». Ему присуждают штраф пять тысяч рублей, отправляют в Красное Село, откуда он летит в Пакистан.

— А в Красном Селе что находится?

— Там находится чудесное заведение под названием ЦВСИГ. Расшифровывается как Центр временного содержания иностранных граждан.

— Вообще всех, да?

— Тех, кто нарушил законодательство. Да, там можно встретить людей со всех краев. У меня знакомая из Общественной надзорной комиссии туда ездит периодически. Там какие-то девушки из Нигерии, парень-бедолага из Сербии, который на час опоздал в аэропорт, когда у него закончилась виза. Довольно безумное местечко. Люди предпочитают наскребать денег и улетать сами, не дожидаясь отправления.

Потом я, соответственно, перевожу постановление суда на урду или на хинди. Это уже чистый фарс, потому что обычно к тому времени, пока это постановление обрабатывается судом, человек, скорее всего, оказывается дома.

— А у вас есть юридическая подготовка, знание документооборота?

— Юридическая подготовка у меня происходит в процессе… этого всего. Мне иногда очень сильно не хватает знания терминов: могу час провести за поиском того, как переводится то или иное понятие. К тому же многие термины, взятые из английского права в кодексы азиатских стран, в российском законодательстве просто отсутствуют, непонятно, как их переводить. Часть этих переводов оказывается довольно-таки натянутой. Не всегда знаю, поймут носители или не поймут.

«Садись, будешь переводить»

— Вы единственный человек в Петербурге, который этим занимается? У вас есть коллеги, тоже знающие урду, хинди?

— Почти все мои однокурсники когда-то этим занимались. У всех нервов не хватает, все очень быстро сбегают с такой работы.

— Почему?

— Потому что это на самом деле довольно абсурдный процесс. Профессиональная составляющая там занимает сотую часть времени.

— Именно язык?

— Ну да. Очень редко попадается что-то интересное. Ты приходишь и переводишь. До этого ты можешь пять часов прождать в суде своей очереди. Когда закончишь работу, должен отнести туда еще переведенные постановления.

Потом половина бумажек обязательно где-то потеряется: либо в суде, либо у работодателей. Почему-то ты должен подготовить документы для себя, должен их проверить, уговорить судью их подписать, проследить, чтобы на них оказались все печати. И все равно половина куда-то пропадет. В общем, довольно нервное занятие. Иногда денег можно ждать по несколько месяцев…

— Мне доводилось сопровождать в полицию свою коллегу, иностранку. Меня спросили: «Английский знаешь? Садись, будешь переводить». Мне тогда показалось, что российская правоохранительная система в принципе не готова, когда что-то происходит с иностранцами. Или это не так?

— Мне кажется, что российская правоохранительная система вообще мало к чему готова — те же оперативники, которые завалены бумажками по самые уши. В моей практике было два случая с правонарушениями против иностранцев: в первом нормально провели расследование, а во втором не очень поняли психологию человека и запугали его напрочь. Даже преступника нашли, а он с перепугу отказался вообще от всех обвинений, в итоге обидчика посадить не смогли.

Благодаря всем этим правовым нормам, которые сейчас действуют, один раз я наблюдал чудесную картину. Стандартная история с пакистанцами: наивные мужчины из мусульманской страны не очень представляют, что делать с пьяными русскими барышнями. Один пакистанец, бедолага, подобрал ночью двух таких. Они заставили устроить им экскурсию по всему городу, он даже несколько раз вытаскивал их из магазинов, из которых они пытались что-то украсть. В конце концов они закатили ему скандал, украли ключи от машины. Там девушки были лет по 15-16. В четыре часа утра он гонялся за ними по двору-колодцу с воплями, жильцы вызвали полицию. Естественно, полицейские…

— …истолковали ситуацию наоборот?

— Да, они его скрутили за попытку изнасилования. В итоге эти две «жертвы» заблевали все отделение полиции, все четыре этажа. Их с трудом выгнали оттуда. Парень всю ночь провел в обезьяннике. Только к середине следующего дня дозвонились мне, я приехал. Картина допроса была чудесная. Оперативник задает мне вопрос: «Спроси у него, как его зовут?» — и засыпает на клавиатуре. Я тереблю пакистанца, спрашиваю, он говорит: «Исмаил Мухаммад» — и тоже засыпает. Я тереблю оперативника, он это все записывает, задает следующий вопрос, снова засыпает на клавиатуре. И такие картины постоянно происходят. Эффективность работы потрясающая.

Следствие процесса или процесс следствия

— Вы во время следствия переводите и сами процессы тоже?

— Да, оплачиваются только процессы.

— А, то есть вникаете в курс дела, знакомитесь, переводите?

— На самом деле без 25—40 подписей переводчика эти документы будут недействительны. Поэтому переводчик обязан присутствовать в отделении полиции.

— Что происходит потом? Вы идете на заседание, у вас особое место…

— Я один из участников суда, да. У меня есть право все это переводить, при этом нет права выражать свое мнение. Мне потом, как полноправному участнику судебного процесса, достается некоторое количество копий постановлений суда, и я должен эти постановления перевести.

— Во время процесса занимаетесь синхронным переводом…

— Не синхронным, последовательным! Я сначала еду в полицию или в УФМС, провожу там час-два: мы оформляем дикую гору документов, я ставлю 150 подписей. Мне кажется, можно уже вырезать печать, чтобы быстрей было. Потом в суде это все повторяется.

— Бывали случаи, когда казалось, что 90% успеха всего процесса — ваша заслуга?

— Да как-то не было таких дел, пожалуй. Были случаи, когда без меня бы просто ничего не сделали бы. Например, когда в Выборге задержали четверых или пятерых индийцев за незаконное пересечение границы. Или в последний раз, когда я ходил в суд, бедный сотрудник УФМС пытался вырулить из пробки — а я за это время успел обежать канцелярию, судью и организовать весь процесс, хотя по идее не должен был этим заниматься.

— Как к вам относятся другие участники всей этой системы? «Пришел наш спаситель!» или «Ну, это переводчик…»?

— Уважение всегда есть. В зависимости от ситуации. Когда человек не говорит ни по-русски, ни по-английски, то «наконец-то пришел наш спаситель». Иногда меня вызывают просто для подстраховки, когда человек прекрасно говорит по-русски. Например, налоговая как-то судилась с индийцем, у которого уже лет десять российское гражданство, но на всякий случай, чтобы он потом не имел никаких претензий, чтобы точно оградить весь процесс от неожиданностей, приглашали переводчика. Я сидел в уголке и читал книжку в это время. По-разному бывает.

Студенты с Апрашки

— Правильно ли я понимаю, что в основном совершают преступления иностранцы, а в отношении их — редко?

— Это даже не преступления. Вернее, понятно, что это правонарушения, очень жестокие нарушения законодательства. Но в основном мои «клиенты» — люди, которые не разобрались с визовым режимом: либо что-то не успели сдать, либо у них истекла виза и они не успели уехать, либо они приехали по студенческой визе, а здесь работали. В общем, мелочи формальные. Человека просто нужно поймать, сказать: «Все, выдворяем тебя, до свидания». А вместо этого устраивают многочасовой цирк в суде. Судья зачем-то работает над этим всем, хотя все дела абсолютно стандартны. Это решение мог бы выносить простой оперативник УФМС, обычный сотрудник.

Со студенческими визами вообще отдельная история. Есть несколько довольно мутных частных учебных заведений, которые вербуют, например, тех же пакистанцев. Бедолаги отдают им довольно кругленькую сумму — мне называли 250 тысяч рублей — и на основании их приглашения им ставят в Исламабаде в загранпаспорт российскую студенческую визу. Они приезжают сюда, здесь их встречает человек, который устраивает их на квартиру и на работу, например, на «Апраксин двор» (самый крупный вещевой рынок Петербурга. — ТД). Они ему еще к тому же регулярно дают на лапу, чтобы он эту студенческую визу продлевал. Иногда такой… вуз закрывают, и он открывается снова под другим названием. Никто ничего поделать с ним не может. Он может так работать три года, пять лет, может и больше. Через них проходят несколько тысяч человек. Я видел сотню, может быть.

Большинство из них выдворяется, еще часть существует на нелегальном положении. Кто-то в последний момент догадывается бежать в УФМС и подавать заявление на статус беженца. Его в конце концов тоже, скорее всего, выдворят.

— Такие учреждения стабильно паразитируют на нехватке работы в Пакистане и сами предоставляют подобные услуги?

— Да. Это еще не рабство, конечно, но уже близко к тому. Люди едут за золотыми горами, в итоге они получают довольно нищенскую зарплату, которую практически полностью должны отдавать за квартиру, за визу и, будем честны, периодически должны отдавать что-то нарядам полиции. Тут, конечно, есть и некоторый вопрос к посольству РФ в Исламабаде: откуда берутся эти визы в таком количестве.

— Эта схема, исходя из вашего опыта, универсальна или специфична? То есть на месте Пакистана и этого учреждения могла оказаться любая другая страна, где нет работы?

— С пакистанцами я регулярно встречаюсь, возможно, там есть люди из Афганистана. Еще мне говорили про аравийские страны, в которых нефти нет. Сирийцы иногда бывают. В общем, да. Северная Корея тоже присылает своих студентов. В принципе это тоже своего рода обучение, с полным погружением в среду. Но абсолютно нелегальное.

Милые подозреваемые

— Что самое трудное в работе судебного переводчика? Раз вы говорите, что все выпускники и студенты восточного факультета долго в судах не задерживаются, а вы остались и уже три года там работаете.

— Я работаю, пока я студент, пока у меня есть хорошая стипендия. Что будет в следующем году — не знаю, может, тоже уйду.

Один из моих начальников, например, может позвонить в три часа ночи и сказать: «В 20 километрах от тебя какого-то украинца, белоруса или пакистанца задержали с партией наркотиков, надо срочно туда выехать».

— Это похоже на работу оперативника или пожарного?

— В общем, да. Но подозреваемыми обычно оказываются довольно милые люди. Там таких историй наслушаешься! Самые занимательные — у тех людей, которые приходят просить статус беженца. Часть из них точно врет, причем так, что просто записывай и потом снимай блокбастер в Голливуде.

— Кстати, статус беженца в России дает какие-то преференции?

— Это способ легализоваться в стране. Для некоторых — единственный. У нас в принципе основной способ легализоваться — это, кажется, заключить брак с гражданином России, но и в этом случае суд может заподозрить, что он фиктивный, и выдворить. Такое тоже бывало.

— Можно подавать заявление на биржу труда, стать официальным беженцем и безработным, получать МРОТ?

— Сможешь работать, и то с условиями.

Смешное и страшное

— Как относятся к вашей работе друзья, знакомые? Считают фриком? Или, наоборот, говорят, что делаешь полезное дело?

— Я достаточно редко этим занимаюсь. Да никак не относятся, просто один из способов заработка, довольно веселый. Очень люблю какие-то необычные вещи.

— Случай, который вы запомните на всю жизнь, который кажется вам смешным, показательным, вы будете рассказывать его внукам?

— Есть один парень, пакистанец, из золотой молодежи. У него здесь родственники держат ресторан, и он тоже здесь вполне легально находится: помогает в ресторане что-то организовывать, менеджером работает. Но в основном баклуши бьет.

И вот он безумно влюбился в русскую девушку. Она гражданка Узбекистана, при этом до сих пор не сделала себе российское гражданство. Она такая… типаж «гопница». Восемнадцать лет, уже ребенок есть, уже на грани развода. В общем, она его охмурила. А таких людей, как пакистанцы и индийцы, русские барышни могут охмурить минут за семь. Она у него иногда денег просила, он ее в ресторан водил. Однажды она забрала у него карточку, от которой знала код, и сняла с нее деньги. Он очень расстроился, наконец пошел в полицию, написал на нее заявление. Это все длилось очень долго. Попался хороший адвокат, бесплатный, по назначению, мужик с большим жизненным опытом. Я видел, как он разъяснительные беседы с ними двумя, как с пятилетними детьми, ведет. Пакистанец кричал: «Я хочу, чтобы она вышла за меня замуж, я ее люблю!» «Она уже замужем, она не может выйти замуж. Так, ты сейчас забираешь заявление, а ты больше ему никогда не звонишь!»

— Это больше на мыльную оперу 90-х похоже.

— Скорее на детский сад.

— А с какими-то совсем экстремальными проявлениями приходилось сталкиваться? Например, человек подозревается в убийстве. Были тяжкие преступления?

— Убийство было, да. Вообще очень странный случай, еще из 90-х. Был индиец — глава какой-то крупной фирмы здесь. И четыре человека, кажется, участвовали.

Один непутевый парень подрабатывал в этом офисе. Они подгадали момент, когда все заместители разъехались, скрутили этого руководителя, скрутили его жену, несколько дней на квартире пытали их. Потом пошли к нотариусу оформлять фиктивную доверенность на имущество — воспользовались тем, что все смуглые и на одно лицо. Сняли кучу денежных средств, убили руководителя и его жену. Сгубило их то, что на следующий день они начали скупать золото, духи в «Галерее» (большой торговый центр в Петербурге. — ТД). Двоих задержали сразу, двое скрывались еще лет десять, кажется. Их схватили недавно, одного осудили, второй очень долго всем мотал нервы. Во-первых, против него действительно не было доказательств, он утверждал, что его зовут не так, он утверждал, что его там не было, он утверждал, что приехал в Россию на пять лет позже, чем было совершено это убийство. На самом деле доказать, что это неправда, было очень сложно. Там доказательство — это очень некачественная копия одной-единственной фотографии в каком-то досье, неправильно оформленном, как всегда у нас, каким-то милиционером, который уволился тоже десять лет назад.

В итоге этот суд длился год. Он написал заявы на всех переводчиков, я посмотрел по досье потом: кроме меня, еще человек восемь участвовали. Во всех заявлениях он говорил, что он не понимает, что говорят эти люди, они не говорят на его родном языке. В принципе, он из какой-то глухой деревушки, писать не умеет, читать не умеет, так что возможно, претензии были обоснованны. В итоге его переводил индиец, причем все русские законодательные термины он так и оставлял: «постановление суда», «ориентировка полиции». Так они и общались довольно странно. На самом деле он понимал все, что происходило.

Я, к сожалению, не присутствовал на самом последнем заседании. Суд принял очень странное решение: с одной стороны, он признал его виновным в убийстве и пособником, с другой — доказательств было так мало, что его приговорили, ну так — ни себе ни людям — к двум годам. Что это было такое — непонятно. Недавно я переводил его заявление, он просил выпустить его за примерное поведение, ему отказали.

Дубликатом афганского груза

— Мы привыкли к российскому паспорту, а вы часто видите иностранные, которые — в случае с вашими подопечными — бывает, выглядят довольно экзотично. Расскажите, какие детали там наиболее любопытны.

— В афганских паспортах и пакистанских паспортах старого образца был отдельный листочек (говорят, в советских тоже это было) о том, где, при каких обстоятельствах человек обменивал валюту. Наследие закрытых стран. Там вписывался рост человека, цвет глаз, цель визита, для каких регионов мира этот паспорт выдан, перечислены все континенты. Супруга этого владельца тоже указывается, и можно в паспорте мужа найти указание цвета ее глаз.

— Вся эта информация не в чипах содержится, а именно от руки написана?

— Да, действительно, когда попадаются паспорта старого образца, там все от руки. Так и видишь какого-нибудь полисмена в Кабуле, который сидит в своей каморке и как курица лапой это все заполняет. Такое наследие уходящей эпохи. В Индии часть штатов в рамках своего маленького национализма выдает документы на своих родных языках, не переводя это на хинди, а иногда даже и на английский. Приходится порой сидеть и расшифровывать. За вечер новый язык выучишь, а иногда и новый алфавит. 

Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!