Инсульт с двумя дипломами
Врачи до сих пор не понимают, что вызвало инсульт у восемнадцатилетней Насти, которая еще в конце ноября бодро бегала в институт, а Новый год встречала уже полностью парализованной
Две проблемы
«Если я своим кашлем Настю заражу, у нее будет уже две проблемы, — рассуждает, выглядывая из-за перил лестницы на второй этаж, племянник Насти Молотковой, которую инсульт настиг в восемнадцать лет. Ему отчаянно скучно болеть в большом и слишком тихом для восьмилетнего пацана доме в деревне Рогозинино под Троицком. — И у “мамЛены” будет две, если я ее заражу, — кашель и Настя».
Устами младенца… С Настиной мамой Еленой боязно встречаться глазами. Она почти прозрачная, исхудавшая, кажется, ее может разбить даже неосторожный взгляд. Бабушка с дедушкой перемещаются по дому неслышно. Сама же Настя держится бодрее всех.
«Вы же видите, я уже могу сидеть, даже ходить сама, правая рука работает уже довольно уверенно. Левая, правда, так и висит, двигается только кисть. То есть тем, кто меня сейчас видит, сложно представить, что еще два месяца назад я была полностью парализована, от шеи и ниже. Могла только лежать, и все. Реабилитация дала результат, но это лишь полдела. Я понимаю, что в моем положении радоваться надо. Но я не хочу останавливаться. Хочу опять нормально ходить, жить. Для меня лестница — злейший враг. Подняться еще как-то могу. А спускаться — только с поддержкой. Коленный сустав вылетает, в любой момент нога может “защелкнуться”, и привет. С тоской вспоминаю, что когда-то у меня было то, что люди называют походкой. Это я уже не говорю про ванну, про туалет…»
В общем, оказалось, что «уста младенца» ошибаются в подсчетах. Настину беду они воспринимают как одну, единую проблему, тогда как на деле она складывается из множества маленьких и сиюминутных. О некоторых восемнадцатилетней красавице с печальными раскосыми глазами и говорить-то неудобно — например, о урологических проблемах, не каждая клиника возьмет на реабилитацию такого пациента. Так, кстати, у Насти и было, когда она лежала в 67-й больнице, а вели ее врачи из соседнего НИИ неврологии, где благодаря маме Настиной лучшей подруги нашлись знакомые специалисты. Взять к себе девушку они не могли, зато определили на лечение в ближайшее учреждение. Здесь она заново научилась сидеть. Хотя голова все еще нестерпимо кружилась от этого положения тела, ставшего за предыдущий месяц неподвижности уже непривычным.
До этого Настя провела две недели в реанимации 12-й московской больницы. Только здесь ей поставили правильный диагноз и начали лечение (шесть капельниц в день, таблетки, уколы). А до этого была еще городская больница Троицка и скорая.
Стыдно умирать
«Самый сложный период был — эти две недели в реанимации, — признается Настя. — Две недели — белый потолок. И больше ничего. И никуда ты от него не сбежишь. Ты даже повернуться не можешь. Лежишь, смотришь, думаешь. Потому что из всего твоего тела работает только голова. А потом и она отключается. В какой-то момент мысли просто заканчиваются. Воспоминания об институте ушли первыми. Просто я слишком мало еще проучилась. Да и думать было неприятно о том, чего лишилась. И когда вернутся (если вообще вернутся) — неизвестно. Потом отступила тоска по дому. Когда постоянно скучаешь, скучаешь, скучаешь, эмоции и впечатления начинают растворяться в океане монотонности и апатии».
Потом немного «вылечил» хот-дог. «Вот честно, дико просто хотелось хот-дог с заправки, — делится Настя. — Не знаю почему. Вообще, очень много думала о еде. Ну и, конечно, постоянно перебирала в голове тот день. Что я сделала не так? Как надо было себя вести? Почему вообще это случилось?»
Тот день случился в конце ноября. За два месяца до этого, в сентябре 2017 года, Настя поступила в РАНХиГС — Российскую академию народного хозяйства и государственной службы при президенте Российской Федерации, на престижный факультет международных отношений. И с первых же дней буквально поселилась в вузе.
«Уходила из дома в семь утра, пары, перекус, библиотека, потом с девчонками могли в фитнес-зал пойти, потом репетиции всякие», — рассказывает Настя.
Помимо учебы в ее жизни было много конкурсов и спектаклей, она старалась везде участвовать. «Дома не раньше десяти вечера, — вспоминает она, — и так каждый день».
Вот и тот день в конце ноября должен был быть обычным — под завязку забитым деятельной кутерьмой.
«Шея заболела еще дома. Я ею как-то хрустнула неудачно… Знаете, как суставами щелкают? Вот я так всю жизнь делала. Пальцы, запястья. Шеей вот тоже. Дощелкалась. Видимо, это был последний хруст в моей жизни. Вот сказала сейчас и поняла: а ведь могло бы быть буквально так. Последний в жизни», — рассказывает Настя.
Хоть шея и заныла, Настя не придала этому значения. Поехала. Запереживала уже в институте, когда начали отказывать руки.
«Не знаю, как объяснить это. Здоровому человеку не понять. У нас же это автоматически происходит. Мы не задумываемся. Вот мозг твой придумал, что тебе надо поднять руку. Импульс — и рука поднимается. А тут ощущение нереальности. Мозг думает: поднимайся, рука, поднимайся. Рука висит. Мозг снова. Рука висит. Вот, казалось бы, уже повод испугаться. Но я же умная очень, со мной ничего же случиться не может. Мало ли, думаю, устала. Ну немеет. Поеду домой отдохну. Такси как-то вызвать умудрилась. Почему не скорую?»
В такси было уютно и удобно, и поэтому Настя опешила, когда поняла, что теперь не двигаются не только руки, но и ноги. И все тело. Вообще ничего не двигается.
— Из такси меня дедушка на руках выносил, — вспоминает девушка, — таксист сбегал, позвал. Никто ничего не понимал. Что происходит? Поэтому еще какое-то время я просто лежала на кровати. А дедушка просто сидел рядом. А потом я начала задыхаться. Ведь если в мозг перестают поступать сигналы, то нарушается работа всех органов: нервной системы, пищеварения. И дыхательных путей, конечно, тоже. Только тогда стали вызванивать скорую. И только тогда я испугалась по-настоящему.
— Ты думала о том, что можешь умереть?
— Я не знала, что происходит. Поэтому не знала, что думают в таких ситуациях. Но да, кажется, я подумала, что, может быть, задохнусь. И мне стало очень стыдно перед родными, что я вот так с ними. Так нелепо, в смысле. То есть я понимала, что мне всего восемнадцать и жалеть о каких-то упущенных возможностях просто глупо. В таком возрасте еще не успел толком сделать-то ничего. Поэтому я просто жалела маму.
А потом приехала скорая. Бригада тоже ничего не поняла — очевидный инсульт медикам отчего-то был неочевиден. Поэтому они дали совет на миллион: «Давайте вы скажете, что в обморок упали, чтобы мы могли вас оформить».
Сестры милосердия
Примерно с тем же рвением приняли Настю и в больнице в Троицке. «“Полежишь у нас пару дней, может, пройдет”, — цитирует врачей Настя. — А когда не прошло, решили сбагрить меня в Москву. И уже только в 12-й больнице мне наконец поставили точный диагноз — инфаркт (спинальный инсульт) спинного мозга на уровне третьего — пятого позвонка и некроз (отмирание тканей). Но это уже из-за того, что столько времени потеряли, пока ждали, что “само пройдет”».
Инфаркт у подростков — явление редкое. Его в таком возрасте никто никогда не ждет, и по нему нет официальной статистики. А поскольку симптомы менее выражены, чем у людей в возрасте, нередко недомогания списывают просто на стресс и усталость. Но полное онемение тела от шеи и ниже — слишком очевидный сигнал о серьезнейшем недомогании. К моменту, когда определились с диагнозом, в Москве уже успели собраться все разлетевшиеся по свету родные Насти.
«Ко мне прилетели все, — рассказывает Настя. — Мама бросила работу в Таиланде, куда перебралась в кризис, чтобы нас обеспечивать. Прилетела из Кореи старшая сестра. Пока была в реанимации, их пускали на полчаса ко мне в палату. Но и это уже было много. Они приносили запретную бабушкину еду. Качали мне фильмы на планшет — телефон-то мне был незачем. Какие “ВКонтакты”, когда руки как бахрома. Но глаза работали, фильмы могла смотреть… Ну и мама, конечно, очень подбадривала. Это потом мне уже рассказали, что дома она ничего не ела, не спала, постоянно что-то изучала и искала в интернете».
Елена искала помощи. Искала проверенных врачей. Искала хоть какие-то намеки на причины, которые могли спровоцировать инсульт у дочери. Всевозможные «стрессы», «алкоголь», «наркотики», «малоподвижный образ жизни» и прочие часто упоминаемые в таких случаях причины отпадали. Настя всегда была самостоятельным, целеустремленным подростком, который не тратил свое бесценное время на пьянство и вещества. «В карте нам написали, будто причиной инсульта стала генная мутация, — досадует Елена, — но сами же врачи и объяснили, что это встречается у каждого третьего, поэтому это не настоящая причина. Но что-то же надо было написать».
После двух недель реанимации было еще две недели реабилитации в 67-й больнице. Лечебная физкультура, магнитная терапия, массажи. Но надвигались новогодние каникулы, и Настю выписали домой. В 2018 год девушка входила с сомнительным багажом: паралич, абсолютное отсутствие понимания причин произошедшего и полная растерянность относительно следующих шагов в лечении. От знакомых семья узнала, что при ЦКБ планируется открытие центра, специализирующегося как раз на лежачих больных с инсультом. Но надо было ждать еще минимум полмесяца. И тогда в ЦКБ посоветовали обратиться в реабилитационный центр «Три сестры» в Щелковском районе. Там-то и произошло новогоднее чудо.
«Хорошее отличаешь сразу, — говорит Настя. — Это всего касается. Больниц тоже. Вот вроде бы та же ЛФК, тот же массаж, та же терапия. Но другие люди, другое оборудование. И сразу получается результат. Ну то есть, может, не совсем сразу, но он есть, его видно. Я иногда внутренне очень злюсь, когда думаю, сколько было упущено времени. Почему меня в “Трех сестрах” за две недели практически на ноги поставили? А в других больницах я провела больше месяца — и ничего? И все время мысли: а если бы я сразу попала в “Трех сестер”? Какой бы был сейчас прогресс? Может, я бы уже не боялась лестниц? Хотя, конечно, я понимаю, что платные клиники — это очень дорого. У нас денег уже нет. Выскребли все что могли. Одна надежда на фонд».
Спасибо, что «Живой»
Под фондом Настя имеет в виду благотворительный фонд «Живой», который в нужный момент открыл сбор средств, чтобы девушка могла продолжить лечение в «Трех сестрах».
«Я писала в десятки разных фондов, — рассказывает Елена, — потому что понимала: сами уже не справимся. А терять прогресс — это все равно что терять Настю».
Виктория Агаджанова, директор БФ «Живой», подтверждает, что именно стремительный прогресс Насти стал поводом взять девушку под опеку фонда. «К нам ежедневно поступают десятки заявок, каждую мы обрабатываем вручную, получая экспертные комментарии от нашего медицинского совета, готовы ли мы сейчас заняться той или иной историей, — рассказывает Агаджанова. — Тем не менее помимо общего потока существует также пул пациентов, которых мы берем по большой просьбе от врачей из реабилитационных центров. Настин молодой организм сначала сражался за жизнь в реанимации, а теперь в реабилитационном центре пытался побороть все законы природы и вернуть хозяйку к полноценной жизни, хотя еще пару недель назад никто не мог и представить, что девушка начнет двигаться. И поэтому мы приняли экстренное решение об открытии сбора».
Благодаря такой гибкой и осознанной работе фонда семья Насти не осталась без поддержки, а «Три сестры» получили сумму, позволившую Насте задержаться в клинике еще на две недели. За это время Настя вернулась в свои восемнадцать лет, правда, для этого ей пришлось пройти весь путь физического и неврологического развития от младенца до молодого человека. Изо дня в день она училась переворачиваться, сидеть, вставать, передвигаться, заново слышать потребности организма и контролировать их, держать в руке ложку, потом вилку, потом ручку, а потом и телефон.
Настя отвыкла от многого, еще недавно привычного. Транспорт кажется мифическим существом. Институт — другим континентом. Далекое море в Таиланде, куда летом ездила к маме, — фантазией. Любимого кролика пришлось отдать: как за ним уследить, если за собой-то — с трудом (он теперь живет у одного из тренеров реабилитационного центра «Три сестры» — и Настя узнает о его успехах по фотографиям).
«Раньше я все планировала. Я точно знала, чего хочу, что нужно делать. Почему нужен именно этот факультет, например, — рассказывает Настя. — У меня же будет, надеюсь, двойной диплом, действующий и в России, и в Англии. Плюс третий язык — в моем случае испанский. И специальность с правом работы в странах третьего языка. И я, конечно, задумывалась уже, что можно было бы поработать где-то, где потеплее… А потом все это произошло. И я поняла, что никто ни от чего не застрахован. Я разучилась планировать. Случиться может что угодно и когда угодно. Зато теперь я точно знаю, что звонить надо не в такси, а в скорую…»
Врачи в один голос говорят: существует риск повторного инсульта. Девушка, которая раньше спокойно расписывала свою жизнь на месяцы и годы вперед, теперь постоянно боится. Жить в неопределенности оказалось почти так же невыносимо, как на грани смерти, говорит она. Настя даже придумала свою классификацию неизвестности. «Она бывает хорошая и плохая . Когда, например, я только поступила в реанимацию, врачи сообщили родным, что шанс на выживание — 10%, — вспоминает девушка. — Но мне этого не передали, и правильно: я лежала в полной уверенности, что уже скоро все пройдет. Не думала о смерти, ничего настолько плохого не думала. Это была неизвестность, которая на пользу. А сейчас я в такой неизвестности, которая пугает и изматывает».
Сил мало, жалуется Настя, утром встаешь, зубы почистил — и полчаса лежать, потому что слабость и голова кружится. И мысли, что все это, может, и не пройдет никогда, так и останется, если время упустить. А сам ничего сделать не можешь, только ждать помощи со стороны.
Настя — настоящий боец. Свои шансы на выживание в 10% она реализует на все 110%. Врачи говорят: «Молодой организм». Мама уверена: «Железный характер». В фонде думают: «Воля к жизни и своевременное подключение специалистов». Сама девушка говорит коротко и скромно: «Повезло».
А потом признается, что, хоть никогда и не верила в седобородого старца где-то там, на небесах, но в некую силу, которая всем управляет и помогает нуждающимся, верит искренне и давно. И именно этой силе приписывает то, что выжила, что нашелся реабилитационный центр и откликнулся фонд «Живой». Так что, пожалуй, единственное, что осталось неизменным в душе и в мыслях у Насти после инсульта, — это надежда на эту помогающую силу, частью которой можем стать и мы с вами.
Вместе с Настей «Живой» помогает и другим взрослым пациентам, которым нужна финансовая помощь в лечении. Но чтобы оказывать ее, фонду необходимы деньги. Пожертвования в пользу фонда «Живой» спасают жизни и здоровье и позволяют оказать своевременную и квалифицированную помощь. Оформите ежемесячное пожертвование в пользу фонда «Живой» сейчас на любую сумму — 50, 150, 500, 1000 рублей, — и у «Живого» каждый месяц будет возможность помочь. Тем, кто, как и Настя Молоткова, нуждается в качественной помощи.
Вы можете им помочь
Помогаем
Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь на нашу еженедельную рассылку!
