Любой ценой

В 1917 году семью Рафиковых, живших в татарской деревушке недалеко от Уфы, признали кулаками и конфисковали почти все имущество.

«Папа работал у купца Сундукова — торговал ситцем из Китая еще с мальчишеского возраста, — мы разговариваем с героем этой истории у него дома, а дом уже давно в Москве. — Папа должен был встать в шесть утра, накрыть стол для приказчиков, выйти, подмести все тротуары рядом с домом. Так и работал, а когда началось раскулачивание, стало ясно: надо бежать. Многие тогда уезжали в Ташкент, многие еще дальше — в Ашхабад. Отец смог выбраться только до Уфы, потому что в тот год родился старший брат Мансур, мой главный в жизни наставник».

Уже в Уфе в 1924 году родился и Махмуд Рафиков. Семья купила два дома, но к 1932 году конфисковали остальное имущество, а отца, Мухаметзяна Рафикова, бросили в тюрьму.

Махмуд помнит, как ему было пять лет и они с мамой ходили в Гоголевский тупик в Уфе. Помнит, как оттуда этапом отправляли арестованных, среди которых были православные священники и мусульманские имамы. Над городом стоял страшный звон: «Бэм! Бэм! Бэм!» В том же году Махмуд пошел в татарскую школу.

«Я вырос в мусульманской семье и считаю, что не надо этого стесняться. А раньше было не так. Когда я поступил во ВГИК, я был там единственный татарин! Через 2-3 года поступил Радик Муратов, и нас два человека стало. Эльдар Рязанов тоже потом с нами учился».

По окончании семи классов родители сказали младшему сыну, что пора идти в русскую школу: «Все равно в институт потом поступать». Махмуд запомнил и этот день, 1 сентября 1939 года, — немцы вошли в Польшу.

А осенью 1941 года во время урока в класс вошли директор школы, представитель райкома партии, завуч и сказали: «Ребята, в Уфу эвакуированы все сверхсекретные заводы, девятые и десятые классы будут закрыты до окончания войны».

Так Махмуд оказался на 161-м заводе, где делались авиационные свечи. Работал помощником сварщика, поскольку «электрические дела знал очень хорошо».

Семья Махмуда РафиковаФото: Светлана Софьина для ТД

«Через полгода я, конечно, устал. Работали по тринадцать часов в день. Давали 400 граммов хлеба. Во время обеда ели шурпу (“суп” по-татарски. — Прим. ТД), совсем на себя не похожую. Высококлассные мастера, получавшие самую большую зарплату, выбрасывали документы, говорили: “Забирайте меня в штрафбат, я хоть раз наемся досыта”».

Тогда же старший брат сказал Махмуду: «Тебе надо любой ценой пойти в вечернюю школу и окончить десятилетку. Какое “устаю”! Тут война!» Махмуд стал приходить в восемь утра на работу, а к девяти вечера бежал в вечернюю школу. Потом нужно было поступить в институт — также «любой ценой». Махмуд поступил в уфимский авиационный.

Нужно было что-то придумать, чтобы успевать и на работу, и в институт. Начальник на заводе ценил работу Махмуда — он «никогда не подводил». Поэтому юноша осмелился схитрить — сказать, что работать с восьми утра до восьми вечера не очень эффективно: все равно он задерживается до полуночи — не может не ликвидировать излом на материале в тот же день, когда получает его. Хитрость сработала. Махмуд с утра бежал в институт, правда, попадал только на лекции. Семинары приходилось пропускать.

Однажды Махмуд варил свинцовые сланцы, забыл надеть респиратор и получил серьезный ожог легких. Он предполагает, что именно эта «свинцовая пропитка» уберегла его от последствий радиационного облучения в 1958 году.

Мах и Королев

В 1945 году Махмуд перевелся в Москву, к старшему брату в Московский авиационный институт. Окончил и стал пробоваться во ВГИК на оператора — мечтал снимать балерин и экранизировать музыку Чайковского. Но с первого раза не поступил. Фотографии для экзамена комиссии не понравились. Тогда в Уфе умер его отец. Махмуд приехал домой и сфотографировал убитую горем маму. И несколько уфимских пейзажей. На следующий год поступил.

В 1951 году Махмуд Рафиков окончил ВГИК и по распределению попал на студию Центрнаучфильм. Один из работников отдела кадров сказал: «Будете делать, что скажем». Молодого специалиста в приказном порядке отправили на полигон «Капустин Яр», где работал сам Сергей Павлович Королев. Чтобы стать оператором полигона, нужно было три года быть ассистентом на побегушках у пяти операторов. И Махмуд стал ассистентом.

Махмуд РафиковФото: Светлана Софьина для ТД

Однажды Николай Чигорин, режиссер, работавший на полигоне, собрал всех операторов и сказал: «Примите решение, кто из вас будет снимать с самолета». Один оператор показал в сторону Махмуда: «Вон, он же три курса МАИ кончил. Пускай он и летает». Все отказались очень обоснованно и продуманно, потому что «самолеты иногда падают». А Махмуд был рад снимать что угодно и откуда угодно, ведь материал после этого посмотрит «не кто-нибудь, а сам Королев».

«Мы тогда с легендарным полярным летчиком Ильей Мазуруком облетели весь Север, выбирали площадку на случай, если придется воевать с Америкой. Нужно было оценить местность на Новосибирских островах (архипелаг в Северном Ледовитом океане. — Прим. ТД). Так я постепенно становился специалистом, снимающим с самолета. Я работу очень хорошо выполнял. Мансур тогда говорил мне: “Ты должен по пятибалльной системе делать на шесть каждую работу”».

Махмуд Рафиков документировал запуски ракет, которые разрабатывал Королев. «При пробной съемке ракеты с самолета я понял, что зритель не успеет все разглядеть. И придумал так: ракета стоит — я облетаю тихонечко со всех сторон, но снимаю не на 24 кадра в секунду, а на 48. В киноаппарате можно было менять скорость съемки. Чигорин тогда велел перевести остальных операторов и оставить меня одного, Маха. Меня там Махом называли».

«Санаторий» для Курчатова

В 1954 году отец советской атомной бомбы Игорь Курчатов получил срочное задание: приехать на полигон и вместе с Сергеем Королевым заниматься разработкой ядерного оружия. Работа Махмуда теперь заключалась в том, чтобы с самолета снимать взрывающуюся бомбу. На основе отснятых материалов вносились коррективы в исследования.

«Когда я в первый раз полетел, меня пристроили к самолету, в котором сидели дозиметристы (специалисты по измерению дозы радиоактивного излучения. — Прим. ТД). Они подлетали, замеряли уровень радиации на расстоянии ста и пятидесяти метров, потом залетали внутрь облака, которое идет от взрыва бомбы. И я с ними. Тогда я возмутился: “Как же так! Снятый материал засветится!” А еще внутри облака летали камни, которые были выброшены взрывной волной, они теряли скорость и падали обратно на землю, а тут наш самолет — и бабах по кривой по мотору самолета. Чуть не погибли! Вышли потом на Курчатова и добились, чтобы дали мне свой самолет».

Махмуд РафиковФото: Светлана Софьина для ТД

Позже Махмуд объяснил Курчатову: чтобы составить полное представление о взрыве, нужно снимать одновременно тремя киноаппаратами — крупным планом, средним и общим. Для Курчатова такой вариант оказался идеальным — получалось делать более качественные исследования. Этот способ съемки стали называть «санаторием для Курчатова».

«У нас работала большая команда, но без моего материала Курчатов даже при своем таланте не мог узнать многие вещи. И эти съемки были нужны не только Курчатову, вы же понимаете. Они были нужны всему Советскому Союзу, всему человечеству! Решался вопрос ядерного противостояния. И, конечно, это стало главным занятием в моей жизни. Теперь я не жду признания для себя, хочется признания моей работы. Но Королева уже нет и Курчатова нет, и никому теперь это не надо».

Один на подводной лодке

Три месяца научная группа проводила исследования на ядерном полигоне в Семипалатинске, а на три месяца уезжала работать в Москву. Махмуд тогда брал режиссерские заказы и снимал научно-популярные фильмы. После очередного возвращения, в 1958 году, директор студии сказал Махмуду, что надо ехать на Север. На вопрос зачем тогда отвечали: «Приедешь на место, все узнаешь!»

Прибыли в Северодвинск — там собирали первые атомные подводные лодки, и одна из них была почти готова. Нужно было снять, как лодку спускают на воду, как она уходит под воду и как всплывает.

На лодке Рафиков провел несколько дней в полном одиночестве — издержки секретности. Внутри было тесно и холодно. Когда Махмуд принялся за монтаж, то понял, что не хватает съемок второго обогревающего контура подлодки, за счет которого и становилось немного теплее. Поэтому продолжил работать дольше обычного. Именно в этот момент во втором контуре произошла утечка радиации.

«И все говорят: “Уходим, уходим!” Я думал, что пять вечера, у них рабочий день заканчивается, а тут вдруг тишина и запах появился такой едкий. Особист говорит мне: “Ну что ты там застрял! Бросай все, уходи!” А я не мог без материала уйти. Взял отснятый материал и киноаппарат. Вышли. Выскочили парни в белых халатах с носилками, особист на меня указывает, мол, его забирать. Я поехал с ними, а там женщины, молоденькие такие, симпатичные. Одна из них говорит: “Раздевайтесь догола”. Я воспринял это как шутку. До этого попросил директора картины дать мне теплую куртку. Шикарная была куртка. Одна из этих дамочек деревянными щипчиками куртку выкинула! Потом пришлось терпеть полтора часа горячего душа».

Махмуд Рафиков (в центре) во время съемки ГагаринаФото: Светлана Софьина для ТД

По возвращении из Северодвинска Махмуду с женой выделили 13-метровую комнатку. Это было настоящее счастье. В тот же день жена рассказала о том, что у них «будет третий человек». Махмуд считает этот случай настоящим чудом, потому что после облучения он больше не мог иметь детей.

Через полтора месяца стал пропадать аппетит. Его отвезли в больницу с температурой 41. Никакие лекарства не помогали. За счет чего Махмуду удалось выкарабкаться, до сих пор непонятно. В больнице говорили, что это генетика.

Профессор Киреев из больницы предложил Махмуду оформить инвалидность, но тот наотрез отказался: «Ни в коем случае, у меня такая симпатичная жена!» Тогда профессор предложил составить письмо на студию, в котором попросит, чтобы Махмуд больше не работал с радиацией. «А вот это годится!» — ответил оператор.

«Когда я вернулся после радиационного облучения, там стояли Королев, Курчатов, еще кто-то — разговаривали. Курчатов подошел ко мне, протянул руки: “Как вы себя чувствуете?” Понимаете, какая штука, даже Курчатов знал о том, что я был очень болен! Кто я такой по сравнению с Курчатовым?! А он вот так ко мне относился».

Махмуд вернулся на студию в апреле 1961 года. Неожиданно его вызвал секретарь директора Михаил Тихонов и сказал, что придется лететь снимать. Махмуд напомнил про предписание о радиации, но секретарь ответил: «Да там другое. Звонил Королев и спрашивал, кого направляют на поисковую группу № 1. А я ответил, что, конечно, Рафикова». Сергей Павлович возразил: «Нет, у вас там был такой Мах, хорошо бы его». После Королеву объяснили, что Рафиков и есть Мах. Так Махмуд Рафиков оказался на месте приземления Гагарина.

Улыбка Гагарина

«Материал мой должен был стать свидетельством того, что Гагарин не пострадал в полете ни физически, ни психически. Эта очаровательная улыбка, которую знает весь мир, была снята, когда мы вышли из тесной диспетчерской. Чтобы связаться с Хрущевым, надо было перейти в комнату командира авиационного дивизиона. Помню, в этой комнате окно было от пола до потолка. Я раскрыл шторы. Полный свет! И снял улыбку примерно в ту минуту, когда Гагарин сказал Хрущеву, что он прилетел и что все хорошо».

Махмуд показывает свою фотографию ГагаринаФото: Светлана Софьина для ТД

После этого разговора Махмуд выбежал снимать Гагарина дальше. Народу было не протолкнуться. Тогда он забрался на столбик ограды, велел стоящим рядом ребятам: «Любой ценой держите за ноги!» — и снял, как Гагарин проходит. Но было ясно, что упустил событие. Гагарина уже увозили. Махмуд подбежал к замыкающей колонну «Победе», внутри сидели генералы. Ответили: «Ладно б ты шестнадцатилетней девочкой был. Тогда б мы тебя взяли». Оставалось только пристроиться на задний бампер «Победы», поднять номерной знак, проехать так два километра и первым соскочить на аэродроме. Дверь, которая вела к Гагарину, была закрыта. Махмуд ее открыл, а оттуда пригрозил генерал Огольцов: «Я закрою дверь и отрублю вам руку». В подобных ситуациях всегда есть особист. Он подошел и сказал: «Как это вы не узнаете оператора, с которым летели из Москвы в Самару?» А тот: «Неужели это он!» Настолько обстановка была волнительной, что люди терялись.

Позже Махмуд Рафиков снимал еще двенадцать прилетевших из космоса космонавтов и первый в мире спутник-ретранслятор, о котором был снят фильм «Космический мост».

Однобокое признание

Сорок лет с момента подписки о неразглашении прошло в 2010 году. Махмуд наконец смог рассекретить свою деятельность. Тогда и образовалась инициативная группа, которая собрала все необходимые документы, чтобы представить Махмуда Рафикова к награде «Герой России».

Но никакого ответа не последовало. Не повлиял и вес входящих в состав группы организаций: Министерства обороны, Министерства культуры, госкорпорации «Росатом», президента НИЦ «Курчатовский институт» академика Е. П. Велихова и Союза кинематографистов России.
В 2011 году Махмуд Рафиков получил премию «Ника» «За выдающийся вклад в российский кинематограф». Удостоился звания заслуженного работника культуры Российской Федерации, но все эти награды носили мирный характер. Никто не хотел вспоминать о том, что он ежедневно рисковал жизнью на ядерном полигоне.

В 2014 году Махмуду Мухаметзяновичу позвонил Дмитрий Костяев — бывший сотрудник «Росатома». Он снимал документальное кино, работал в госкорпорации «Росатом» с архивами, снятыми Рафиковым. И решил познакомиться.

Дома у Махмуда Рафикова

«Махмуд Мухаметзянович сначала не шел на контакт. Тогда в старом справочнике Союза кинематографистов СССР за 1982 год я нашел его номер телефона и адрес. Рискнул позвонить. И когда я пересказал ему все, что им было снято, Махмуд Мухаметзянович проникся доверием. Я пытался уточнить судьбу документов на представление к награде. Никто ничего не знал, кроме того, что они затерялись. В “Росатоме” мне объяснили, что если документы не прошли в первый раз, то во второй раз стоит действовать по-другому».

И тогда было решено снять документальное кино о жизни Махмуда Рафикова и достучаться до сердца широкого круга зрителей, в который, возможно, попадут те, кто может повлиять на представление его к награде.

«У Махмуда Рафикова осталась мечта — снимать свое кино, — говорит Дмитрий. — Я решил помочь ее исполнить и снять совместный документальный фильм о его жизни и судьбе. Сказал ему как-то: “Давайте забудем об этом звании и не будем ходить по инстанциям. Мы подойдем к званию с той стороны, в которой мы что-то умеем, — со стороны кино”».

Хочется верить, что у Махмуда Рафикова хватит времени и сил смонтировать фильм, чтобы его увидели тысячи зрителей. А те, кто наверху, признали, что награду «Герой России» он заработал всей своей судьбой. Признали бы и вручили.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!