Каролина Павловская, 30 лет: «Я надела хиджаб ради Аллаха»

На первом курсе института я заинтересовалась кришнаизмом. Не ела мясо, изучала индийские веды, посещала храм.

После института начала работать стилистом. У меня был огромный шоурум на улице Правды, 150 квадратных метров, там были стиральная машинка и душ, мы в нем практически жили. Модные вечеринки, шампанское рекой. Все было классно, весело и здорово. Но даже тогда, стоя с бокалом вина на очередном мероприятии, я могла спросить: «Ребята, вы действительно считаете, что мы здесь все для того, чтобы заниматься модной фотографией?» И никто не мог понять, о чем я.

Жизнь моя превратилась в череду модных съемок с вереницей людей, у которых, кроме болтовни и понтов, ничего нет. В изнеможении я приходила домой, ощущала бессмысленность происходящего. Я решила закрыть шоурум. Мне нужно было подумать. Начала медитировать, стала чаще ходить в кришнаитский храм. Но эти поиски ни к чему не привели. Я разочаровалась в кришнаитах. И осталась без всего. Когда я это осознала, мне стало очень плохо. Сидела дома и рыдала.

В это время у меня в квартире делал ремонт выходец из Азии, возможно, таджик. Я как-то предложила ему остаться на ночь в одной из комнат, где мы часто собирались с кришнаитами и делали жертвоприношения на маленьком алтаре. Узнав об этом, он наотрез отказался там ночевать. «Девочка моя, ты в какой-то глуши и вообще не понимаешь, что происходит, — сказал он мне. — Сходи в мечеть, может быть, там тебе помогут разобраться. Господь один». И то, как он меня осек, произвело впечатление.

Вскоре я приняла ислам. Вначале было странно соблюдать все правила. Вставать среди ночи на молитву, совершать омовение. Я очень долго к этому привыкала. Постоянно носила с собой платок, чтобы молиться в нем.

На работе объявила, что я мусульманка, но никто не воспринял это всерьез. Как-то мы снимали одну певицу на песчаном карьере: красивый пейзаж, машина, на которой извивалась полуголая девушка. И тут мне стало не по себе. Я вспомнила аяты из Корана, из моей любимой суры «Ан-нур»: «Скажи своим дочерям и своим женам, чтобы покрывали вырезы на груди, чтобы носили покрывала — так их смогут отличить от рабынь и блудниц и не подвергнут оскорблениям». И вот я смотрю на певицу и на всю съемочную группу и говорю: «Ребята, куда мы скатились, это же полный трэш». В тот момент я покрылась платком и больше его не снимала. Перестала работать с певцами и певицами. В итоге открыла собственный бренд одежды. Назвала его «Ан-нур» в честь любимой суры Корана.

View this post on Instagram

A post shared by Carolina Pavlovskaya (@selfinterestblog) on May 16, 2018 at 1:02am PDT

Каролина Павловская

Родители сначала думали, что ислам для меня — обычное увлечение. Со временем поняли, что все серьезно. Их дочка перестала одеваться как проститутка, перестала пить и курить. Однажды спросили, как бы проверяя: «Ты же не собираешься взрывать метро»? В шутку. Для них было важно понять, что я не в секту попала и адекватно все воспринимаю.

Один раз меня остановили полицейские на Ярославском вокзале. Я тогда уже была покрыта. Начали пробивать по террористическим базам, спрашивали у меня пять столпов ислама. Я понимаю, что, возможно, выглядела подозрительно. В итоге меня отпустили. Я испугалась, и у меня были мысли снять хиджаб. Но мысль о том, что я надела хиджаб ради Аллаха, а сняла ради людей, меня остановила.

Али (Алексей) Сиделев, 40 лет: «Я бегал между церковью и мечетью»

Я родился 26 января 1979 года в городе Чирчике (Ташкентская область, Узбекистан), в семье рабочих. Русский. Мои родители посещали церковь только в праздник Пасхи. Помню свой первый поход в церковь. Я стоял возле клироса и слушал детский хор. Священник, увидев мой интерес, разрешил подойти поближе.В девять лет я поступил в воскресную школу при Свято-Георгиевском храме города Чирчика, где окончил пять курсов. В это время я был в церкви пономарем. С годами меня стали привлекать к административной работе в церкви.

А потом я поступил в Ташкентское духовное училище, но, не выдержав испытаний в знании Устава службы на каждый день года, был отчислен. Не отчаялся, возвратился в Чирчик и продолжал духовную деятельность, вновь планировал поступление в ТДУ.

Православный храм, иконопись, богослужения с воспевающими песнопениями, требы, отпевания, крещение, бракосочетание и другое — это тот мир, в котором я жил и воспитывался большую часть своей жизни. Но вся моя начальная и духовная деятельность прошла на территории Узбекистана. Поэтому большая часть моих друзей — мусульмане. И как-то вдруг один из моих хороших знакомых пригласил меня посетить мечеть. Я подумал, почему бы мне не попробовать сравнить две эти религии. Ведь это два основных религиозных стержня в мире.

Это сравнительное религиоведение привело меня в ислам. Я не имел возможности изучить арабский язык, поэтому читал переводные материалы. У меня были вопросы к священникам, служителям мечети. Можно сказать, я бегал между мечетью и церковью. Это длилось где-то полгода. Друзья наблюдали, как и что я делаю, что сравниваю. Они все разные: верующие, неверующие. Я с ними делился: «В Коране вот так написано, а в Библии вот так».

Я задавал вопросы знающим людям и в церкви, и в мечети. И когда священник мне не смог дать четкого ответа, я услышал: «Алексей, брось это дело. Это тебя Сатана от христианства оттягивает». Конечно, я стал еще больше изучать ислам. Человек должен знать все. Даже если бы я был священником или у меня был сан, знание ислама или иудаизма дало бы мне возможность разговаривать с представителями других конфессий, мусульманами, иудеями.

Я принял ислам в 2003 году после тщательного изучения. Произнес шахаду — свидетельство принятия ислама в соборной мечети Чирчика «Янги Махаля» во время пятничного намаза в присутствии четырехсот мусульман. Потом я принимал участие в строительстве новой соборной мечети нашего города.

В исламе я себя нашел. Успокоился в духовных поисках, возможно, потому что в нем сохранился корень единобожия. Но я русский человек. Поэтому меня всегда тянуло в Россию. В Узбекистане ко мне начали относиться как к иконе какой-то: «Человек принял ислам». Я не хотел такой чести и славы. И это стало одной из причин, почему я переехал в Москву, Вторая причина — моя национальность, которую никто не менял. Перспектив в Узбекистане для русского человека мало. Также мне очень хотелось лично познакомиться с Али Полосиным, который перешел в ислам, имея сан священника. После Москвы я поехал в Саратов, чтобы получить гражданство. В Саратове это было сделать проще. Когда получил гражданство, я уехал в Ярославль, где живет мой отец.

С полицией или ФСБ у меня никогда проблем не было. Я знаю, что у каждого органа свои функции, они беспокоятся о безопасности граждан. Меня преследования не коснулись. Я даже получил одобрение от органов. Они вызывали меня, спрашивали о мировоззрении, интересовались моими взглядами. Никакого унижения от них я не испытывал.

Как ни странно, негатив и угрозы в мой адрес поступали от так называемых мусульман, не согласных с моей идеологией — мирного чистого ислама. Они ненавидят меня за то, что я призываю людей не ходить за ними. Я довольно часто выступаю в мечетях, рассказываю о своем пути.

На работе я молюсь, этого никто не запрещает. Когда устраивался на новую работу обычным охранником, там люди сразу сообщили в службы безопасности, дескать, у нас охранник читает намаз. А потом вдруг резко все угасло и все стало нормально. Может быть, сделали запросы в органы. Меня очень хорошо знают в правоохранительных органах как духовную личность. Поэтому я не переживал никогда по этому поводу. Я вообще никогда не прячусь, стараюсь быть открытым. И ищу во всем позитив, негатива и так много в жизни.

Зейнаб Нестерова, 59 лет: «Да будь ты хоть в шлеме, хоть в строительной каске!»

Я никогда не считала себя христианкой. Но верила в бога, в высшую силу, высший разум. Ходила в церковь, но в душе не получала отклика. А относить себя формально к вере не хотела. Я считаю, что это неправильно — определять свою религию по национальности, то есть, если ты поляк, то обязательно должен быть католиком, а если русский, православным.

Мы с мужем интересовались религиями, но это был скорее научный интерес. А в начале 90-х нас забросило в Египет. Это была первая мусульманская страна, в которой я оказалась. Меня поразил призыв на молитву. Когда я услышала это протяжное тягучее пение, что-то дрогнуло внутри. Было ощущение, что меня зовут. Вернулась в Россию я с очень позитивным представлением о мусульманах и Египте.

Тогда же в 90-х муж подарил мне Коран на 8 марта. Я улыбнулась и пошутила: «Ты бы мне еще паранджу подарил». Он отреагировал: «Почему ты так относишься? Почти миллиард человек считает эту книгу священной, а мы даже не знаем, что в ней написано». Я стала читать. Сначала показалось все очень туманно, и я ее отложила. А вот когда я приехала из Египта, то снова вернулась к чтению и увидела все под другим углом. Я читала мужу вслух Коран и говорила: «Это нечеловеческая книга, человек не мог так написать».

У меня было ощущение, что это «мое», но многое меня останавливало. В первую очередь, положение женщины. Видя арабок в Египте, я понимала, что такой быть не смогу. Поведение «правильной жены», которая занимается только семьей, детьми и кухней, слишком далеко от меня. Но когда я стала изучать ислам более плотно, то поняла, что все совсем не так. Можно заниматься бизнесом и быть мусульманкой, быть бизнес-леди и быть мусульманкой. Арабский образ жизни — это далеко не ислам. Я не могла и не хотела быть этой девочкой в юбочке и платочке. Я веду активный образ жизни: езжу на горных лыжах, занимаюсь дайвингом. Какие юбочки, платочки? А через пару лет, когда поняла, что могу найти свое место в исламе, я стала мусульманкой.

С мужем проблем никаких не возникло, хотя он ислам так и не принял. Но долгое время у меня были проблемы с мамой. Негатив с ее стороны чувствовала в течение полугода.

Покрылась я где-то через год, в 2001-м. Это было сложно. Друзья проявляли интерес, расспрашивали. Но некоторые говорили: «Мне тебя очень жаль». Часто на улице я ловила на себе негативные взгляды. Хотя, казалось бы, что такого? Всего лишь женщина в платке.

Даже с работой после этого мне пришлось расстаться. Это была швейцарская фирма. Я работала там пять лет, хорошо себя зарекомендовала. Сначала ходила в офис без платка, но у меня была длинная юбка, и все знали, что я приняла ислам. Со стороны начальства я сразу ощутила недовольство. Очень скоро мне создали невыносимые условия: постоянные придирки, засекали время прихода и ухода. В итоге я услышала: «Либо ты будешь такая, как прежде, либо увольняешься». Я сказала, что ухожу.

Остаться без работы было страшно. Но вскоре меня пригласили в фирму-конкурент. На собеседовании я сказала: «Я мусульманка, я в платке». На что начальник мне ответил: «Да хоть ты в шлеме будешь, хоть в строительной каске! Главное, чтобы ты у нас работала».

Дети по-разному восприняли мой приход в ислам. Старшая дочка с большим интересом и в итоге через пять лет после меня тоже приняла ислам. А вот сын, когда заканчивал 11-й класс, сказал: «Мама, а ты ко мне на выпускной вечер можешь прийти без платка?» Я сказала: «Нет, не могу». «Мам, тогда извини, но не приходи на выпускной». И я не пошла.

После очередного теракта в метро муж сказал мне: «Посиди, пожалуйста, дома. Не ходи на улицу». Он за меня боялся. Тогда люди вслед говорили неприятные вещи. Меня останавливали сотрудники МВД, допрашивали, обыскивали сумку. Но я могу их понять. Они боятся за свою жизнь. Женщина в платке и славянской внешности, — а вдруг она сейчас взорвется?

Павел Вишняков, 44 года: «Как будто я взлетел»

Когда я заканчивал школу, то думал, что в жизни приобрету нечто, что всегда мне будет нравиться, и это будет смыслом моей жизни. Тогда я и подумать не мог, что это будет ислам. Тот, кто воспитывался в Советском Союзе, был комсомольцем, пионером, знает, что мыслей про религию у нас не было вообще. В доме у мамы была икона, были какие-то книги, вроде сказок про Иисуса, но не Библия. При этом все себя считали христианами.

Я тогда жил в деревне, на севере Казахстана. Еще в молодости ходил по несколько километров пешком, от одного села до другого. Пока шел, всегда мысли в голове были о том, что есть что-то высшее во Вселенной. Но в юности главным для нас были спорт, девушки, драки, выпивка, дискотеки.

Когда я пошел в армию, шла война в Таджикистане. Я был постоянным дежурным по роте. Помню, как-то стою днем на дежурстве, и показывают по телевизору, как 201-ю дивизию в Таджикистане полностью расстреляли. Это был 1993-1994 год. У меня слезы на глазах. Я в свое время был патриотом, тимуровцем, старался быть правдивым, справедливым, честным. Когда я увидел, как моджахеды расстреляли молодых ребят, я решил пойти воевать. Но меня не пустили.

Однажды на остановке я наткнулся на объявление какого-то христианского сообщества, которое приглашало на лекцию в Дом молодежи. Меня это заинтересовало, и я решил сходить. У входа продавали Библии по 10 рублей. И билет на мероприятие стоил 10 рублей. У меня, у солдата, только 10 рублей и было, и я решил их потратить на Библию. Купил, начал читать и понял, что ничего понять не могу. И даже те вещи, которые понимаю, не могу со своей жизнью сопоставить. Мне нужен был проводник. Я ходил периодически в церковь, но мне и там никто не мог ничего рассказать: то ты без шапки заходи, то без крестика не приходи… Так и оставил это все.

Но не искать ответы на вопросы я не мог, особенно после того, как соприкоснулся с войной. Как-то пришел ко мне в зал один парень, чеченец, и начал заниматься. В нем сразу видно было сильного мужчину. Он пригласил меня к себе в гости. Меня там приняли как своего, и я начал с ними общаться. Мне понравились эти люди, их качества: на ветер слов не бросают, человек сказал, человек сделал. Не пьют, не курят, не матерятся, не подхалимничают, нет подлости, нет подколов. Однажды среди них я увидел человека, который молился, и я попросил его рассказать мне о своей религии. Мы с ним с 11 вечера до пяти утра разговаривали. Все, что он мне рассказывал, было похоже по ощущениям, как будто мне дали воды напиться.

Я понял, что это то, чего я всегда искал, еще со школы. Я про ислам до этого ничего не знал. У меня было такое ощущение, как будто я взлетел. И когда я пошел домой, мне казалось, я лечу над дорогой, а не иду. С этого момента до сегодняшнего дня я ни разу не разочаровался в исламе. Я начал посещать медресе при мечети в Челябинске. Вскоре переехал в Челябинск, перевез семью. Нашел работу. Уже 20 лет я в исламе. Жена и дочь тоже приняли ислам. Меня часто останавливали на улицах в Челябинске из-за бороды. Сейчас уже не так часто, тем более борода вошла в моду. Но в середине 2000-х годов я привлекал внимание.

Для меня ислам стал не просто религией, он полностью поменял мою жизнь. В Москве у меня свой исламский магазин, где продается мусульманская атрибутика.

Ислам дал мне уверенность, что, если я буду делать так, как сказал Господь, то попаду в рай. В этом и есть смысл жизни. Вера во Всевышнего, вера в Судный день, в ад и рай.

Елена Цабреева, 35 лет: «Зачем ты надела платок?»

В 20 лет я поняла, что вступаю во взрослую жизнь и мне не хватало какой-то основы, — на что опереться, чем руководствоваться, чтобы создать семью. Я хотела, чтобы человек, за которого я выйду замуж, не боялся предать меня, а боялся предать прежде всего себя и бога.

Тогда я жила в маленьком городке Удомля Тверской области. Здесь об исламе ничего не знали, не было ни одной мечети. Но после чеченской войны у нас начали появляться чеченские семьи, азербайджанские, осетинские. Так я увидела другую модель семьи, другое отношение к женщине.

Однажды мне в журнале попалась статья «Перевод смыслов» Валерии Пороховой, автора одного из переводов Корана. В ней она очень просто объяснила, что такое ислам. И вот тогда мое представление об исламе полностью перевернулось. Стало все просто и понятно: надо верить, молиться, соблюдать пост в месяц Рамадан, помогать нуждающимся и совершить паломничество. Эта статья послужила толчком. А на дворе 2004 год. Интернета у нас в городе еще не было, литературы об исламе, книг — крайне мало.

Я начала ездить в Тверь по работе и выбирала пятницу, чтобы попасть на пятничную молитву в мечеть и окунуться во всю эту среду. В это время в Твери восстановили единственную в городе мечеть, которая до этого была кафе. Русских я там не видела. В основном были кавказцы, чеченцы, татарские бабушки. Я туда приезжала по пятницам и общалась с бабушками.

Семья от меня ждала карьеры: была возможность устроиться на хорошую должность. А я закончила институт, но решила карьеру не строить. У меня были перспективы, но я выбрала другое.
В какой-то момент решила: буду потихоньку в свою жизнь вносить все нормы ислама в плане одежды, поведения. В маленьком городке все это особенно трудно. Все сразу замечают перемены во внешности. И, конечно, мои родители это увидели, особенно папа. «Зачем ты надела платок?» — спрашивал он. Вскоре я поняла, что не смогу полностью соблюдать правила, живя в семье.

Не могу сказать, что очень стремилась замуж. Но в Твери я познакомилась с таким же русским парнем, который тоже принял ислам и приходил в мечеть каждую пятницу. Мы поняли, что это возможность избежать межнационального брака, а значит, каких-то конфликтов внутри традиций. Я вышла замуж, у нас родился ребенок, и я стала думать, как мне развиваться дальше.

Когда я переехала в Тверь, соседи меня считали сумасшедшей, потому что даже в Твери это было дико — покрываться, ходить в платке. Как так? Мне говорили, что «в Таджикистане все раздеваются, а ты тут, наоборот, вся закуталась». Считали за дурочку. Соседи шушукались за спиной. Спрашивали: «А кто ваш муж?» Когда я отвечала, что муж русский, происходило короткое замыкание. Они не понимали, почему так, привыкли, что обычно выходят замуж за чеченца, дагестанца, араба и тогда надевают платок.

Меня иногда обижало, что меня не воспринимают, как мусульманку. Я думала: «Ну как так? Раз у меня голубые глаза, светлое лицо, кожа, то я, получается, не могу быть мусульманкой?»

Как-то на детской площадке одна «добрая бабушка» посоветовала мне убраться вон из России, раз я хожу в платке и не хочу соблюдать традиции страны. Но Россия — это моя страна, и никуда я уезжать не собираюсь. Уехать никогда мысли даже не было. У нас тут родители. Здесь наш дом. Мы русские. Конечно, в мусульманских странах проще соблюдать ислам, но в России никаких препятствий в учебе и работе у меня никогда не было. Никто не запрещает мне молиться, ходить в мечеть.

Недавно сидели во время Рамадана (священный месяц) в мечети, и половина прихожан — русские девочки. Парней меньше, но тоже много. Мне кажется, такое тяготение к исламу среди русских можно объяснить тем, что людям не хватает сильных традиций, не хватает веры.

Ислам дал мне основу, ту самую дорогу, с которой я не хочу сворачивать. Это то, на что я могу опереться, то, что меня держит в равновесии. Это жизненный ориентир.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!