Более 800 тысяч человек в России связаны со службой исполнения наказаний — либо содержатся в ее учреждениях (на 1 марта таких было почти 520 тысяч человек), либо посещают их как работники (без малого 296 тысяч человек). Их контакты в закрытых помещениях у многих экспертов вызывают тревогу.

Система Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) предпринимает суровые меры в попытке не допустить проникновения коронавируса в колонии и следственные изоляторы (СИЗО). Правозащитники и журналисты сообщают о вспышке респираторного заболевания с симптомами ОРВИ в «Матросской тишине», но ведомство отрицает случаи заражения заключенных. Тем временем 6 апреля подтвердился коронавирус у сотрудника исправительной колонии в Рязанской области. Карантин за решеткой глазами адвокатов, сотрудников ФСИН и заключенных — в тексте «Таких дел».

Зачем взяли кровь

Даша — невеста Егора Лесных, фигуранта «московского дела», осужденного на три года колонии. Она называет себя «Даша почти Лесных». Раз в неделю девушка покупает продукты, достает их из упаковок, перекладывает в полиэтиленовые пакеты, а их — в несколько холщовых сумок, берет рюкзак и едет в СИЗО — отправлять своему жениху передачку.

В начале марта у Егора проявились симптомы простуды. 3 марта он написал об этом в письме Даше. Они решили, что у него легкая зараза и волноваться не стоит. Потом температура снизилась, но через некоторое время снова поднялась и держалась две недели вместе с сильными приступами сухого кашля.

Даша говорит, что врачи СИЗО «Водник», где находится Егор, особо его не лечили: то мерили температуру, то говорили, что градусника нет. Поначалу давали «Ибупрофен» и «Парацетамол», потом перестали. Даша передала в изолятор таблетки, сходила на прием к начальнику СИЗО, после этого Егору стали выдавать антибиотики и противовирусные.

Затем у Егора решили взять анализ, кровь из вены. Как рассказывает адвокат Эльдар Гароз, сам Лесных был в полной уверенности, что проверять будут на коронавирус. Первая попытка вышла неудачной: кровь взяли в 9 утра, а до лаборатории пробирка доехала к 10 вечера следующего дня. Кровь свернулась, анализ оказалось провести невозможно. Взяли во второй раз. Результаты должны были стать известны 2 апреля, но адвокат еще не отправлял запрос во ФСИН: оформление разрешения на доступ к медицинской тайне занимает много времени.

Фигурант «московского дела» Егор Лесных (слева), осужденный на три года колонии за применение насилия в отношении представителя власти в ходе разгона несогласованной акции протеста 27 июля, и его адвокат Эльдар Гароз (справа) во время рассмотрения апелляции на приговор в МосгорсудеФото: Сергей Савостьянов/ТАСС

«Непонятно, зачем они брали кровь, — говорит Гароз. — Может быть, просто чтобы обмануть Егора, для прикрытия? Я пришел на прием к медикам СИЗО. Я говорю, может, имеет смысл изолировать Егора пока, если у него симптомы ОРВИ, которые совпадают с симптомами коронавируса? Они меня стали уверять, что никакого коронавируса у них нет и у Егора симптомов нет. Потом признались, что у них нет тестов на коронавирус. Резонный вопрос: почему вы тогда утверждаете, если не можете проверить? Молчат».

Адвокат предложил взять анализ и отвести его в частную клинику. Медики ответили, что это возможно только при участии лечащего врача, но мобильный телефон лечащего врача давать отказались, а рабочего у него, по их словам, не было. Зачем у Егора брали анализ крови, если тестов нет, выяснить не удалось. «Сталкиваюсь с таким впервые, — удивляется адвокат Гароз. — Мне кажется, это простое разгильдяйство и желание успокоить Егора, мол, ему оказывают какую-то помощь».

Даша была записана в очередь на передачу на понедельник, 30 марта. Но незадолго до этого главный санитарный врач ФСИН объявил запрет на прием посылок и передач для заключенных. Свидания с родственниками запрещены еще с 16 марта. Даша успеет на свидание с Егором за два дня до, а последнюю передачу сделать уже не сможет — придется заказывать продукты во ФСИН-магазине.

Егор, еще не зная, что у Даши не получится сделать передачку, на полях письма аккуратно вписал: «йогурт питьевой по акции». Между словами «фумигатор» и «яблоки, апельсины» успел объяснить: из подвала через этаж от его камеры жутко воняет и прилетают комары. Они жрут Егора и его сокамерников.

Пережить заразу среди векового грибка

«Окна в “Бутырке” вынимают в середине мая, — рассказывает Петр Милосердов, освободившийся в сентябре 2019 года. — Что значит “вынимают окна”? Приходит хозотряд, вываривают сваркой внутреннюю решетку, вынимают окна, заваривают снова. Соответственно, до середины сентября в камерах не будет окон. Некоторые камеры отказываются, чтобы у них вываривали окна. Они сидят, соответственно, с окнами. Тут все зависит от того, где камера, куда выходит солнце и как настроены обитатели. Бывают конфликты. Кто любит свежий воздух, говорят: давайте окна вынесем. Другие говорят: нет, у меня слабые легкие, мне не надо».

Милосердов отсидел в московских СИЗО 20 месяцев. Он вспоминает, как в камеру в СИЗО-2 «Бутырка» к ним подселили человека с кожным заболеванием. От него все заразились, жалобы администрации действия не возымели. По словам Милосердова, когда сотрудники поняли, что заразилась уже вся камера, они принесли средство для дезинфекции стен и предложили заключенным намазаться от заразы. Это не особо помогло, но сильно жгло кожу. Все в итоге попали в тюремную санчасть, где их все-таки вылечили.

В следственном изоляторе № 2 УФСИН по Москве (Бутырская тюрьма). По состоянию на 2018 год СИЗО № 2 является самым крупным в столицеФото: Владимир Гердо/ТАСС

Как рассказывает бывший заключенный, грибок на стенах камер в «Бутырке» не выводится никакими усилиями: самому крупному СИЗО в столице 250 лет. Уборка в камере лежит на плечах заключенных, и обычно в камерах тщательно и часто убираются — но никакая уборка не выведет вековой бутырский грибок.

Температура и проветриваемость камеры зависит от ее расположения. Если камера на третьем этаже с окнами на солнечную сторону, в ней все хорошо и с тем и с другим. А если камера на первом этаже и окна на внутреннюю помойку, в ней холодно, воняет, влажность и комары.

Хуже всего в карантинных камерах и «транзитках»: там никто постоянно не живет, убираться регулярно некому. Холодно, грязно, плесень на стенах.

«Вентиляция такая, что после прогулок отрубает без задних ног, — рассказывает освободившийся фигурант “московского дела” Даниил Конон, — от переизбытка кислорода в прогулочном дворике в сравнении с хатой. Перелимита в мое время не было, поэтому проблем с теснотой особых нет. Да, площади мало, но жить можно. В “Матроске” с накуренностью проблем не было. В “Медведково” курили так, будто туман по реке стелется, народу 10 человек, все курящие, кроме одного».

И ставят, и ставят им градусники

Тема коронавируса волнует заключенных не меньше, чем людей на свободе. В одной из колоний в Сибири гадают, кто мог запустить вирус: китайцы или американцы. Обсуждают передел мира и биологические войны, делясь информацией из передач РЕН ТВ и блога актера Владимира Епифанцева в инстаграме. В исправительной колонии № 5 в Челябинской области о пандемии говорят даже криминальные авторитеты: «Братва попросила не сухариться [не прятаться, не скрывать. — Прим. ТД], если ухудшилось самочувствие, ну и за гигиену напомнили. Конкретно от воров ничего не было».

«Такие дела» на условиях анонимности поговорили с заключенными, находящимися сейчас в московских СИЗО, их родственниками, а также с людьми, отбывающими наказание в исправительных колониях в регионах. Все собеседники отмечают, что меры для предотвращения эпидемии коронавируса предпринимаются, но они выборочны и не всегда строго исполняются самими сотрудниками.

«Администрация создала видимость того, что все предписания соблюдаются и ситуация под контролем, — рассказывает мужчина из сибирской колонии. — Цеха, обеспечивающие продукцию для ФСИН, как впахивали, так и продолжают пахать. Массовые мероприятия, обязательные для посещения, типа клуба с просмотром “воспитательных лекций”, тоже никто не отменял. Очереди на пятачке в тамбуре медсанчасти никуда не делись — и даже хирургические маски, которые сотрудники надевают на время проверки на плацу (и больше, кажется, нигде), выглядят явной усмешкой. При этом кормить с началом карантинных мер резко стали хуже».

1 апреля глава благотворительного фонда «Русь сидящая» Ольга Романова сообщила, что, по ее информации, в СИЗО «Матросская тишина» в Москве содержатся десятки больных с температурой, кашлем и симптомами пневмонии. ФСИН поспешила выступить с опровержением, заявив, что случаев ОРВИ и пневмонии в столичных изоляторах нет.

Заключенные в больнице следственного изолятора № 1 «Матросская тишина», 2010 годФото: Анна Шевелева/ТАСС

«Таким делам» удалось связаться с арестантами «Матроски». Заключенные рассказали, что после этих публикаций во многих камерах прошли обыски: искали мобильные телефоны. При этом сотрудники ФСИН надели маски (хотя, говорят собеседники ТД, до этого многие были без них). Процедуру измерения температуры и медицинского осмотра стали снимать на видеорегистратор. 2 апреля Романова написала, что в изоляторе наконец начали делать заболевшим флюорографию.

По словам жены одного из заключенных общего корпуса, мужа после шумихи забрали из камеры и отправили в учреждение региона, где он находился до этого. Мужчина заболел две недели назад, температура достигала 39 градусов, а из-за сильного кашля он временами не мог разговаривать по телефону. Флюорографию так и не сделали.

«Ему выписали “Амоксициллин” — это самый дешевый антибиотик, он 30 рублей стоит. Он пять дней пропил, и после у него все равно была температура и кашель, вот так вот. Ничего там нету от кашля, при температуре дают им таблетку “Парацетамола” или “Ибупрофена”. Пять человек с такими же симптомами. Сейчас у него кашель остался, а температуры нет», — рассказывает женщина.

В другом корпусе «Матросской тишины» — на «большом спецу» — заключенные тоже сообщают о больных с симптомами ОРВИ. Несколько человек в разных камерах жалуются на боль в горле, кашель, боль в груди. 5 апреля всем содержащимся здесь поставили градусники. Заключенных из тех камер, где не было людей с повышенной температурой, перевели в общий корпус. Арестанты говорят, что из 67 шестиместных камер корпуса таких здоровых оказалось всего четыре.

По словам заключенного, которого несколько дней назад перевели из «Матросской тишины» в СИЗО «Красная Пресня», две недели назад в «Матроске» стали ежедневно мерить заключенным температуру, но спустя неделю эта практика прекратилась. Он отметил, что сотрудники осматривали тумбочки заключенных без одноразовых перчаток, несмотря на требования их использовать.

Другой заключенный из «Матроски» говорит, что люди пишут заявления на выдачу масок, перчаток и бахил, но ничего из этого не выдают. Неофициально сотрудники советуют «затягивать» в СИЗО лекарства с воли: в изоляторе с ними «напряг».

«ФСИН не может всех по домам распустить»

С 16 марта в учреждениях ФСИН действуют особые правила. На входе у адвокатов, следователей и других посетителей должны проверять температуру с помощью бесконтактного градусника, заставлять надевать медицинские маски, использовать бахилы и одноразовые перчатки. Каждый обязан предоставлять расписку, что не был в странах, пораженных пандемией коронавируса, последние две недели. Следственные действия просят проводить не в обычных следственных кабинетах, а в помещениях, оборудованных разделяющим стеклом, — как в комнатах краткосрочных свиданий.

31 марта служба исполнения наказаний решила вообще запретить допуск адвокатов и членов Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) в СИЗО из-за карантина. Но спустя два дня передумала, обязав их общаться с заключенными через стекло либо в обычном следственном кабинете по письменному заявлению, надев маску.

По словам адвоката Сергея Смирнова, чья подзащитная сидит в СИЗО-6 Москвы, в этот изолятор никаких посетителей не пускают вообще.

Следственный изоляторФото: Юрий Тутов/PhotoXPress

«Ситуация очень сильно разнится от региона к региону, — объясняет Смирнов. — Где-то все работает практически как раньше, единственное — просят иметь при себе маску, перчатку, бахилы, где-то — халат. Общий тренд такой: все ужесточилось, почти везде, где пускают адвокатов, стали их пускать не в следственный кабинет, а в помещение краткосрочных свиданий. Длинное стекло с кабинками и трубками с обеих сторон от стекла. Предлагается через эти трубки посредством телефонной связи общаться с подзащитным. Проблема возникает с документами. Тебе нужно просить сотрудника — он этот документ несет на другую сторону стекла, передает подзащитному, таким же порядком этот документ возвращается к тебе обратно. Понятно, что ни о какой конфиденциальности речь не идет. Переговоры по телефону контролируются, прослушиваются и записываются, потому как предназначены для родственников».

«Дистанция не соблюдается, — рассказывает Эльдар Гароз. — Там [в комнате свиданий] на три квадратных метра нас было шесть-семь адвокатов или следователей. Такая лавочка и три телефона, все очень рядом, на одного человека и метра нет. Трубка одна на троих. Заключенные без средств защиты. Мы были в масках, в бахилах и в перчатках, иначе нас бы не пропустили. В следственном кабинете можно было хотя бы метр дистанцию держать, а здесь это невозможно. Сотрудники СИЗО только в масках, без бахил, перчаток у них тоже, по-моему, не было».

Слова коллег о работе в новых условиях подтверждает и адвокат Аркадий Колесников, посещающий по работе московское СИЗО № 4 в Медведкове. По его мнению, проблему с карантином в СИЗО и угрозой коронавируса могли бы решить суды, а не ФСИН:

«Система УФСИН только содержит людей, они туда попадают по решению суда. Поэтому судебные власти могли сделать так, чтобы эта проблема с коронавирусом разрешалась бы не за счет людей в СИЗО, не за счет нарушения их прав. Людей, обвиняющихся в ненасильственных преступлениях, можно было бы перевести под домашний арест. В этой ситуации оптимальный выход — разгрузить СИЗО. ФСИН не может всех по домам распустить. Это не в ее компетенции, это судебные органы должны инициативу проявлять».

С начала апреля УФСИН Москвы перевело московские изоляторы на казарменный режим. 14 дней в СИЗО работают несколько смен, которые не покидают пределов учреждения и ночуют внутри. Через две недели их меняют другие. Временно приостановлен и вывоз арестантов в суды или на следственные действия. СИЗО-7 «Капотня» освобождают от заключенных, раскидывая их по другим изоляторам. Теперь новые арестованные будут поступать только сюда.

Строительство следственного изолятора № 7, 2014 годФото: Юрий Тутов/PhotoXPress

Как пишет в фейсбуке аналитик ФСИН, бывший член ОНК Анна Каретникова, работники ведомства постепенно осознают сложность положения.

«Если еще в начале прошлой недели кто-то мог относиться к ситуации несерьезно, то сейчас это практически исключено. Особое внимание уделяется карантинным отделениям — для вновь поступающих арестантов. Камеры моются, обрабатываются, стерилизуются специальными лампами. Каждый день измеряется температура новичкам. Срок пребывания в карантинных камерах продлен с 10 дней до 14. Принимаются меры к уменьшению количества переводов из одной камеры в другую».

Слово «карантин» в этом случае не связано с пандемией — карантином называют период первых дней в заключении, которые арестант проводит в отдельной камере.

«Прекратить правозащитную истерику»

Каретникова уверена: многих заключенных можно было бы амнистировать либо отпустить под подписку о невыезде или под домашний арест. «Эпидемия — это все же всенародная проблема, общая боль, ее преодоление — общее дело. Судьи, следователи! Если кого-то можно освободить — почему бы не сделать это? Сейчас? Возможно, вы спасете не одного человека, а многих, ваших соотечественников. Чем меньше у нас, сотрудников УИС, подопечных, тем легче нам их защитить», — написала Каретникова в фейсбуке.

Решение этой проблемы ищут во многих странах, столкнувшихся с коронавирусом. Европейские правозащитники предложили отпустить домой хотя бы часть заключенных из-за пандемии. Во многих городах США местные власти освобождают из тюрем пожилых людей, совершивших не очень тяжкие преступления. Верховный суд Индии указал на необходимость создать региональные комиссии для оценки, кого из заключенных можно отпустить в связи с пандемией. В Судане в рамках борьбы с распространением коронавируса помиловали более четырех тысяч человек.

Вообще, в России примерно с прошлого августа тоже обсуждали амнистию, но ее собирались приурочить к 75-й годовщине победы в Великой Отечественной войне. 20 февраля депутат Сергей Шаргунов внес в Госдуму проект амнистии, предлагая освободить от наказания в том числе осужденных за московские протесты, но глава комитета по законотворчеству Павел Крашенинников счел принятие такого закона маловероятным.

Дискуссия уже на фоне пандемии продолжилась в конце марта в Совете по правам человека (СПЧ) при президенте. Часть правозащитников — Андрей Бабушкин, Екатерина Винокурова и Николай Сванидзе — призвала поддержать амнистию и начать планово выпускать людей из СИЗО прежде, чем это станет необходимо «уже в более авральном варианте». Другие члены СПЧ — к примеру, Кирилл Вышинский, пробывший год в украинской тюрьме, и президент фонда «Антимафия» Евгений Мысловский — скептически отнеслись к идее отпускать обвиняемых и осужденных на свободу из-за коронавируса.

Мысловский призвал «прекратить правозащитную истерику»: он заявил, что эпидемии не могут служить индульгенцией «для лиц, арестованных по подозрению в совершении каких-либо преступлений». Уполномоченный по правам человека в Свердловской области Татьяна Мерзлякова и вовсе сказала, что в СИЗО заключенные находятся в большей безопасности.

Лук

«С лекарствами тут очень проблематично, — рассказывает “Таким делам” пожелавший сохранить анонимность заключенный из СИЗО “Красная Пресня”, больной диабетом. — Мне нужно принимать таблетки. В СИЗО их нет. Я спрашиваю, можно ли передать. Говорят, что нельзя. Говорят, если умирать будешь — придем, уколем. Я в прошлом месяце болел, еще до вспышки болезни. Фиксировали повышенную температуру, и все. Давали “Парацетамол” и один раз сделали укол. Говорили, что со мной все в порядке. Лекарства выдают врачи — попадешь на вредного, ничего не получишь. Маски сотрудники носят через одного. У кого-то самодельные из марли, по словам сотрудников, их шьют заключенные. У кого заводские — они купили их сами. Они смеются над этим, и мы смеемся. Жизнь наша особо не поменялась, только свидания и передачи запретили. На ужин дают на камеру грамм 250 лука нарезанного — чтобы не болели. Людей переводят из камеры в камеру, из централа в централ, этапируют в колонии, “дорога” есть — ничего не поменялось».

Заключенные в Бутырском следственном изоляторе (СИЗО № 2)Фото: Александра Мудрац/ТАСС

ФСИН заявляет, что в связи с карантином прием медицинских препаратов происходит в индивидуальном порядке.

«Даша почти Лесных» больше всего переживает, что на время «путинских каникул» в отпуск уйдет и цензор СИЗО «Водник». Но, судя по тому, что письма из изолятора приходят часто и регулярно, цензор на посту. Егор пишет, что выздоровел, что ему регулярно измеряют температуру бесконтактным градусником, который он называет «строительным термометром». Жара нет. Градусник обыкновенно показывает 28—30 градусов. Каждый день с баландой Егору выдают кусочек луковицы.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!