Недавно моя соседка Катя вдруг сказала, что открыла свои духи «Шанель № 5». Она хранила флакончик с любимым ароматом, подаренный родителями шесть лет назад. После небольшой паузы Катя добавила: «Когда, если не сейчас?»

Эта фраза стала отправной точкой в моей истории. Я сразу подумала, что сейчас многие из нас начинают по-другому оценивать свою жизнь. Меняется ее ритм, возможно, меняются прежние системы ценностей: то, что было главным, во время пандемии уходит на второй план — и наоборот.

Мы беспечно думаем, что у нас хватит времени и жизни, чтобы сделать что-то, чего мы давно хотим: сделать новую стрижку, начать наконец пользоваться любимым ароматом, купить «сатисфаер», желанные кеды или даже начать все заново.

«Когда, если не сейчас» — это истории людей и их желаний во время пандемии COVID-19.

Саша Аникеева, 31 год, фоторедактор, Москва (Россия)

Не думаю, что пандемия сильно изменит мир. Мне кажется, все постепенно вернется к обычному состоянию. Может, мы по инерции будем чаще мыть руки или держать дистанцию в людных местах. Сейчас я не могу сказать, что пандемия значительно изменила мою жизнь. Да, я стала больше работать и все время сидеть дома, как и многие. Но так как я интроверт, это не очень сложно: мне всегда есть чем заняться.

Я давно не снимала что-то для себя, а тут резко поняла, что нужно купить камеру мгновенной печати типа Polaroid и снимать. Никто не знает, что будет потом, на следующей неделе или даже завтра, и мгновенная фотография для меня стала выражением этого состояния. Все скупали продукты, а я запасалась пленкой: было неясно, смогу ли докупить ее во время карантина.

Пришло ощущение, что это «тот самый момент». Неопределенность и неуверенность во всем толкают меня совершать те поступки, на которые не решалась раньше, говорить слова, которые почему-то остаются обычно несказанными. Когда, если не сейчас, и это здорово.

Алексей Синиченко, 43 года, оператор котельной, Сенно (Беларусь)

Раньше я регулярно употреблял алкоголь, но после двух инсультов и трепанации черепа мне нельзя пить. Я не делал этого уже семь лет. У меня есть подсознательный страх, что это повторится вновь. Моя жена — эмоциональный человек. В последнее время мы часто обсуждаем новости, связанные с пандемией. B какой-то момент я понял, что у меня есть страх: я и моя жена в зоне риска, мы боимся за будущее своего несовершеннолетнего сына. В один из вечеров я попросил ее налить мне водки.

Вообще, в связи с пандемией моя жизнь никак не изменилась, но стало тревожно за себя и за близких. В последнее время стали раздражать бесконечные разговоры в моей семье о COVID-19.

Надеюсь, когда все закончится, люди станут более человечными.

Ольга Нижникова, 31 год, врач-радиолог, научный сотрудник, Грац (Австрия)

Когда у нас ввели карантин и я перешла на работу на дому, первое, о чем я подумала: «Как же я выживу без кофемашины?» Я всегда любила выпить кофе с молочной пенкой, но в Австрии начала пить кофе намного чаще. О покупке кофемашины я задумывалась давно, с тех пор, как один знакомый бариста показал, что значит настоящий вкусный кофе. Но все время это откладывалось на некое неопределенное время: когда я устроюсь на длительный контракт на работу, когда будет отдельное жилье, с первой хорошей зарплаты и так далее. Однако при объявлении домашнего режима решила, что настало время.

В момент объявления пандемии я находилась в Австрии. При введении карантина запретили все общественные мероприятия. Одним из первых отмененных мероприятий был Европейский конгресс радиологов, где я должна была представить два доклада. Я впервые должна была участвовать в конгрессе на таком уровне, поэтому немного расстроилась.

У меня страхов нет, есть сочувствие к людям, которые оказались заложниками ситуации в отсутствие четкого руководства и достоверной информации.

Екатерина Рускевич, 38 лет, culture researcher, Минск (Беларусь)

Неделю назад открыла подаренные, кажется, в 2014 году духи «Шанель №5». Почему? В этот солнечный день мне будто не хватало именно этого запаха. Я еще подумала: «Так глупо хранить духи закрытыми или оставлять на потом». Это моя вещь, и я имею право ею пользоваться прямо сейчас. Нет времен лучших или худших, есть время настоящее. Моя жизнь меняется и меняется каждый день. Казалось бы, вчера ты об этом еще шутил, а сегодня уже читаешь в новостях.

Я не видела несколько недель своих родителей. Мне начинает казаться, что я чувствую что-то вроде тактильной депривации. Я надеюсь, что, если это все когда-нибудь закончится, мы станем ценить простые вещи и больше времени проводить с близкими.

Дмитрий Хведарук, 32 года, слушатель Евангельской Реформистской Семинарии Украины, Минск (Беларусь)

До 32 лет у меня никогда не было лидских кроссовок (кроссовки, которые производит обувная фабрика города Лида, Гродненская область, Беларусь, — прим. ТД). В детстве во дворе почти у всех ребят были такие кроссовки. У всех, кроме меня. Прошли годы, а я все тайно мечтал о лидских кедах.

Недавно в Беларуси появился новый бренд «LSTR», который начал выпускать кеды моей мечты вместе с обувной фабрикой в городе Лида. Тогда не оказалось нужного размера. Вероятно, ничего бы не изменилось, если бы не новости о пандемии. Я разозлился, вооружился антисептиком и поднялся на второй этаж ЦУМа, где купил пару кедов своей мечты.

В первый день я прошелся в новых кедах по знаковым для себя в Минске местам и показал им (кедам), где они могли бы побывать, купи я их раньше. Гештальт, кажется, закрыт, и к борьбе с COVID-19 можно добавить не только трактор, баню, водку (цитата Лукашенко о борьбе с COVID-19, — прим. ТД), но и лидские кроссовки.

Я боюсь за своих близких. Не хочется, чтобы они заболели. Я понимаю, что с исторической точки зрения это не первые трагедии и катастрофы в истории человечества. Хочется верить, что такие катаклизмы и эпидемии напоминают о том, что наше эго не является центром вселенной. Есть надежда, что мы начнем больше заботиться о том, что нам дал Бог, и будем лучше понимать друг друга. Но что-то говорит о том, что это вряд ли произойдет.

Дарья Альперн-Катковская, 37 лет, гештальт-терапевт, психолог, Эйлат (Израиль)

Я решила постричь голову налысо. Посмотреть, как это, обнулиться и поэкспериментировать. Когда-то давно я работала юристом в крупной юридической компании, и там был свод правил, детально регламентирующих внешность. Я помню, как меня это стесняло и ограничивало. Жизнь менялась, волосы отрастали и стриглись, но налысо — никогда. Незадолго до пандемии мы с мужем купили машинку для стрижки собак. Когда мы оказались на карантине, муж постриг меня. Оказалось, что у меня красивая форма головы, а еще ее очень приятно трогать. Мне нравится, когда меня гладят.

Обычно я работаю из дома онлайн, а муж на работе, дети в садике и школе. Сейчас мы впятером уже третью неделю все дома. С одной стороны, мне нравится это замедление ритма жизни и семейное сближение, с другой, я замечаю, как уже накапливается усталость от постоянного нахождения дома всем вместе. Я переживаю за здоровье близких. Мой муж находится в группе риска. Родители — пожилые люди, они живут в Беларуси. Я не доверяю тому, как там информируют граждан о ситуации с COVID-19, и не верю мерам предотвращения распространения вируса.

Когда я сейчас фантазирую о конце пандемии и карантина, мне представляется что-то похожее на конец войны: манифест жизни, несмотря на экономический упадок. Красивые женщины в платьях, прогулки, поездки, встречи и объятия с друзьями и близкими, какие-то ритуалы и действия, чтобы заново выстроить наш реальный оффлайновый мир.

Юля Котская, 39 лет, журналистка, Минск (Беларусь)

Впервые в жизни в этом году я не поеду на Пасху к родителям. Стала чаще им звонить. У меня папа после инсульта, он по работе часто ходит по квартирам, а мама работает с детьми. Они не могут не ходить на работу. Звоню каждый день и, как попугай, повторяю: оставайтесь дома и не выходите без надобности, надевайте маски, мойте руки и не смотрите телевизор. Мама даже злиться уже начала, что я говорю все время одно и то же. А папа, по-моему, радуется, что о нем заботятся.

Наверное, это пафосно, но в конкретной ситуации с родителями меня заставило действовать государство, которое своим молчанием и враньем может лишить здоровья моих близких. Без временной работы и денег на карантине мы бы справились, а вот без здоровья, своего и родных, — никогда.

Мою руки до дыр 456 раз в день, соблюдаю дистанцию, надеваю маску. Самоизоляции у меня нет, но в публичные места перестала ходить. Хожу на обеды только в одно небольшое кафе, как-то хочется их поддержать.

Мне хочется, чтобы мир стал более солидарным, а белорусы более свободными, научились ценить жизнь каждого, даже незнакомого им человека.

Алина Десятниченко, 28 лет, художница и фотожурналистка, Краснодар (Россия)

Я купила себе Satisfyer Pro G Spot Rabbit. Давно хотела приобрести эту игрушку, но на старте продаж цена была довольно высокой для такого каприза, а я на тот момент еще только начинала окунаться в «о дивный новый мир» осознанного отношения к собственному телу. А тут все резко пошло по женскому органу (как в мире, так и в личной жизни), и я подумала, что самое время его-то как раз и побаловать. Все просто как-то очень удачно (или неудачно) совпало.

Я живу в пригороде Краснодара в частном доме с мамой, бабушкой и дедушкой. Все они в зоне риска. Моя работа связана с частыми командировками, посещениями массовых мероприятий, общением с людьми. И хоть мы живем каждый в своей комнате, на время пика эпидемии, чтобы обезопасить родных, я решила свести к минимуму все контакты. Выхожу из дома теперь только на утреннюю пробежку и в магазин.

Как сказала [политолог Екатерина] Шульман, коронавирус для всего мира — как 11 сентября. Все эти карантинные меры вряд ли откатятся назад. А значит, Большой брат еще пристальнее будет за нами следить. Во имя нашего же блага, разумеется. Ожидаю взрыв научных исследований, художественных проектов в сфере виртуальной реальности.

Света Хмельницкая, 33 года, главный редактор сайта «Как тут жить», Минск (Беларусь)

Я не умею рисовать, но мне нравятся картины как цветные пятна на стенах. Я ужасно завидую девочкам, которые учатся в колледже искусств. Еще в январе на моторе зависти я купила холсты на подрамнике и краски. Очень долго, почти три месяца, выбирала, какие картинки из интернета я срисую.

Во время добровольного полукарантина я наконец нарисовала копию копии копии картины с «Алиэкспресса». Выглядит немного дико, коряво и по-детски, но я довольна. Не знаю, почему я не делала этого раньше. Наверное, из-за того, что я стала больше сидеть дома, вид белых холстов стал меня раздражать все больше и больше. Потом я поняла, что меня раздражают не белые холсты, а моя нерешительность. Я стеснялась даже самого намерения: вот я сяду и своими обычными руками что-то сделаю, и даже повешу это на стены. Но вот в инстаграме я увидела подпись «Мне все можно» и подумала: «Блин, я тоже так хочу, чтобы мне все было можно». Села, включила аудиорассказы Тэффи и Чехова и все раскрасила, как мне хотелось. Если бы не этот полукарантин, думаю, холсты бы так и стояли еще год.

У меня полно старых, еще «докоронавирусных» тревог, сомнений и страхов по поводу своего будущего. Новых страхов из-за пандемии не появилось: по COVID-19 я смотрю статистику в «Википедии», меня это успокаивает, а вот успокаивающей таблички с цифрами и процентами о моей жизни в «Википедии» нет.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!