27 октября 2017 года Лилия Шаповалова собиралась в поликлинику. Она вышла из дома, но дальше забора не ушла, дорогу ей перегородила машина, из которой вышли трое полицейских и две девушки, как потом выяснилось, понятые. Приехавшие сотрудники предъявили женщине документ на обыск и стали спрашивать, где ее 19-летний сын Алексей Симаков. Женщина говорит, что не сразу поняла, что происходит: «Ведь Леша глупостями не занимался». Сам Алексей, автомеханик на СТО, как раз был на работе, после звонка матери он сразу же выехал домой. Почти в то же время на обед приехал старший сын Лилии Андрей. 

«Сотрудники полиции походили по двору туда-сюда, потом зашли в дом и почти сразу целенаправленно пошли в комнату Алексея. У нас еще четыре комнаты в доме, но они пошли именно туда. Здесь все и началось», — говорит Лилия.

В феврале 2018 года Алексея Симакова, 20-летнего жителя Лабинска, небольшого курортного городка в Краснодарском крае, приговорили к девяти годам строгого режима по 228-й статье УК РФ. Статью «Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов» часто называют «народной», по ней выносится каждый седьмой приговор в России. Если брать все статьи, связанные с наркотиками, то по ним отбывает срок четверть всех осужденных.

Второй год Алексей и его семья пытаются доказать, что наркотики ему подбросил сотрудник полиции прямо на глазах у матери и брата, а все показания свидетелей были собраны под давлением и угрозами. 

Пока у них ничего не вышло. 

«Смотрите, я тут что-то нашел!»

Пока двое оперативников Сергей и Николай переворачивали диван в одной части комнаты, продолжает Шаповалова, а девушки-понятые «хихикали и смотрели что-то у себя в телефонах», третий полицейский — Левон Саркисян — открыл дверь шифоньера и достал оттуда черную сумку Алексея. 

«Прямо у меня на глазах, в наглую, Саркисян достает из кармана какой-то пакет, перекладывает в сумку и кричит: “Смотрите, я тут что-то нашел!” Старший сын Андрей это тоже увидел, схватил его за руку и закричал: “Что ты делаешь, зачем ты подкладываешь?” Саркисян повернулся и сказал: “Я вам сейчас наручники надену и мордой в пол”». Особенно Лилии бросилось в глаза, что полицейские работают без перчаток: голыми руками Саркисян достал пакеты, развернул их и тут же вслух определил: это «соль», наркотики. В материалах дела потом напишут, что запрещенный препарат Симаков «приобрел не позднее 27 октября 2017 года в неустановленном месте у неустановленного лица неустановленным следствием образом» и расфасовал их по zip-пакетам для дальнейшего сбыта. 

От волнения и неожиданности женщина взяла телефон и попыталась позвонить единственному адвокату, которого знала, Светлане Винниченко. Раньше Шаповалова обращалась к ней по наследственным делам, и ее номер остался в телефонной книге. Винниченко посоветовала ничего не говорить, не подписывать, не трогать и ждать ее. Сразу после этого звонка обыск закончился, а Алексея тут же посадили в машину и повезли в отделение. «В другие комнаты они ходить не стали, им уже было неинтересно, потому что они нашли все, что принесли», — говорит Шаповалова. 

Адвоката к Алексею пустили только спустя два часа. «Они там воевали-воевали, но в конце концов адвокат вышла из отделения вместе с Алексеем, его хотели сразу посадить. В итоге написали, что он будет проходить по делу как свидетель».

 «Пришли, подкинули, и пожалуйста»

Невольным и никем не замеченным свидетелем обыска стал рабочий Виктор Малеев, который обкладывал дом Шаповаловых кирпичом. Окна комнаты Алексея, куда целенаправленно шли оперативники, как раз выходят на задний двор, где работал Малеев. Виктор смог увидеть все от начала и до конца: как полицейские зашли, как Саркисян открыл шкаф, нашел сумку и, как вспоминает Виктор, переложил туда из своего кармана сверток с белым веществом.

«Я думаю: “Что за дела?” Когда они из комнаты вышли, я к ним подошел и говорю: “Мужчина, а что вы в сумку положили?”, а он мне: “Не ваше дело, идите отсюда”», — говорит Малеев. Только потом Шаповалова рассказала ему, что это были наркотики и ее сына теперь обвиняют в распространении.

Вместе с адвокатом Лилия пыталась приобщить показания Малеева к материалам дела, но их так и не приняли. Его вызвали на допрос в следственный комитет только раз, уже после оглашения Алексею приговора, когда семья Шаповаловых и сам Виктор написали обращение к депутату Госдумы от Адыгеи, коммунисту Николаю Осадчему, с просьбой разобраться в деле.

Дом, в котором живет семья АлексеяФото: из личного архива

«Я рассказываю, а следователь сидит — улыбается. Я ему говорю одно, а он пишет другое. Потом написал жалобу в прокуратуру, но они ничего дальше двигать не стали. А я им говорю, что готов хоть на детекторе лжи все рассказать, но меня так никто и не вызвал. Я там как свидетель и не нужен. Значит, прикрывают кого-то. А мне жалко парня. Спортсмен, не пьет, не курит. Пришли, подкинули, и пожалуйста», — на одном дыхании пересказывает мне Малеев.

Мужчина знает Алексея и его старшего брата Андрея с самого детства, он учился с сыном Виктора в одном классе, ребята «выросли у него на глазах». Их маму он знал плохо, «а потом беда объединила немножко». Виктор по-прежнему готов дать любые показания, если потребуется, рассказать все до мелочи.

«От своих слов не отказываюсь. Я никого не боюсь, ни от кого не прячусь», — твердо заключает Виктор.  

Русские выбирают спорт

Когда Лилия говорит о сыне, она становится чуть тревожнее, а речь сбивается, ей хочется рассказать как можно больше.

Алексей закончил аграрный техникум в Лабинске, после этого начал подрабатывать на СТО: покупал старенькие машины, чинил их, а потом перепродавал. «Первую машину обменял на телефон: отдал свой мобильный и взял — ну совсем какую-то рухлядь, — говорит Лилия. — Он ее починил, перепродал и взял машину подороже. Сейчас у нас во дворе стоит старенькая BMW, была еще “девятка”, но мы ее продали, чтобы оплатить адвоката. Он не сидел ни секунды, постоянно в этом мазуте, то чинит, то варит. Ему некогда было глупостями заниматься».

Еще одной страстью парня был спорт: он выступал за город по начальной военной подготовке — Лилия бережно хранит все дипломы и медали, — увлекался уличным спортом — воркаутом, участвовал в движении «Русские выбирают спорт» — бегал с командой ребят по городу с флагами «Мы за спорт», «Мы против наркотиков». «Потом им, правда, запретили бегать, — смеется Лилия. — В общем, к наркотикам он никакого отношения не имел. Не курит, не пьет, другой образ жизни и понятия другие. Даже девушку он выбирал себе, которая не матерится, не пьет и не курит».

До уголовного дела Алексей планировал идти в армию. Дома уже лежала повестка, а местный военком готовил его в десантные войска, потому что он «делал все нормы». Вместо армии Алексей поехал в тюрьму.

«Привет от брата»

На следующий день после обыска Лилию вызвали на допрос, во время которого Левон Саркисян, по ее словам, заявил ей прямо: «А мне без разницы, кого посадить, старшего твоего или младшего. Все равно кого-то посажу». Женщина удивилась: «Откуда такая неприязнь?» Уже позже сын расскажет ей, что накануне обыска он поскандалил с родственником оперативника: «Сначала была какая-то драка, а потом на Алексея с его девушкой напали». 

 «Они когда пришли с обыском, Саркисян заявил Алексею: “Ты же понимаешь, почему я пришел именно сегодня?” Я тогда и не поняла, к чему он это сказал», — рассказывает Лилия. 

Семья Алексея. Его мать Лилия с малышом на руках. Старший брат справаФото: из личного архива

В распоряжении редакции ТД оказалось письмо Алексея Симакова из колонии, в котором он подробно рассказал свою версию произошедшего. Для него история началась в середине октября 2017 года с конфликта в местном, теперь уже закрытом, ночном клубе «Динамик». Один из выпивших посетителей стал высказывать недовольство в адрес Симакова, завязалась словесная перепалка, которая переросла в драку. Когда все закончилось, Алексей не стал задерживаться в клубе: сел в машину и уехал домой. Но уже через несколько дней незначительный, как показалось Алексею, инцидент получил продолжение. Вечером 26 октября он подвозил свою девушку Настю домой. Из-за сильного дождя видимость была практически нулевая, поэтому парень не сразу заметил приближавшуюся к ним белую «семерку».

«Меня подрезал автомобиль ВАЗ 07. Выскочили четыре человека, открыли мою дверь и попытались вытащить меня из машины. Я вытолкнул какого-то неизвестного мне парня, помню, что на вид он был армянином. Я резко дал по газам. Парни пытались меня догнать, прыгали на капот, но я уехал», — говорится в письме.

На следующее утро Алексей получил тот самый звонок от мамы про оперативников во дворе дома и обыск. Уже в полицейской машине по пути в отдел, вспоминает парень, Саркисян бросил фразу: «Привет от брата». «Сначала я ничего не понял. Потом мне стало ясно, что он [нападавший] — его родственник или друг».

 «Своими лживыми показаниями сломал человеку жизнь»

Одним из ключевых свидетелей по уголовному делу Симакова стал тогда еще несовершеннолетний Алексей Горх. 22 августа 2017 года его поймали с 0,41 грамма N-метилэфедрона. Согласно материалам, (есть в распоряжении редакции), запрещенное вещество ему продал Симаков за неделю до задержания, если точнее, «передал из рук в руки».

Горх рассказал, что был наслышан о том, что Алексей зарабатывает деньги распространением легальных курительных смесей, и в июне 2017 года познакомился с ним через общего приятеля Вячеслава Овчинникова. Якобы тогда Симаков собирал группу ребят, которые будут на него работать, — делать закладки смесей во дворах города. Горх согласился. Правда, после инцидента с продажей N-метилэфедрона оказалось, что закладки были все же с запрещенным препаратом. 

Ровно о таком же знакомстве с Симаковым рассказали еще три свидетеля — Даниил Прищепа, Андрей Иванов и Сергей Колтуненко. Их показания почти полностью идентичны: познакомились в июне 2017-го через Овчинникова, работали «закладчиками» легальных курительных смесей, распространяли чаще всего вещества по 0,5 — 1 грамму, деньги получали на руки или на карту, фасовкой «партий» занимался сам Симаков, все коммуникации вел в телеграме под никами «Соня Мармеладова», «Мафиози 228», «Аль Капоне», «Кайфажор» и на сайте «Ситиклад».  

В письме Симаков подтвердил, что знаком с ребятами, только ни о какой группировке по распространению наркотиков речи быть не может. Они знают друг другу по техникуму, в котором все учились на разных курсах, иногда гуляли одной компанией.

«Мальчишки потом приходили и признавались, что оговорили Алексея, потому что их заставили. Они писали заявление в прокуратуру. Но прокуратура дело замяла, и они опять подписали то, что надо. У нас же тут рука руку моет», — сказала Лилия Шаповалова. 

Алексей на учебеФото: из личного архива

В распоряжении редакции есть письмо от имени Алексея Горха к депутату Госдумы Николаю Осадчему. В нем молодой человек признался, что действительно был пойман с запрещенным веществом и даже получил за это 260 часов исправительных работ по части первой статьи 228. Только купил он его в интернете, а Симакова оговорил после давления полицейских — Левона Саркисяна и Сергея Ходосова — они пришли к нему в ноябре 2017 года и предложили дать показания против знакомого. Когда Горх отказался, полицейские перешли от предложений к угрозам: либо он подписывает показания, либо ему в вещи подбросят наркотики и он отправится в тюрьму «вместе с Симаковым». Так как у парня уже была судимость, он согласился на условия Саркисяна и Ходосова и все подписал. Эти же сотрудники полиции потом приходили к Прищепе, Колтуненко и Иванову, указал в письме Горх, раздали «нужные» показания, заставили их подписать и выучить, угрожая подброшенными наркотиками и реальными сроками. 

«Спустя время понял, что своими лживыми показаниями я сломал человеку жизнь, и принял решение пойти в прокуратуру и опровергнуть свои показания, рассказав правду. Узнав о моем решении, сотрудники полиции снова приехали ко мне домой с угрозами», — говорится в обращении от имени Алексея Горха к депутату Осадчему. Позднее, рассказала Лилия Шаповалова, на ребят снова надавили, и они дали показания, что это Симаков заставил всех отказаться от своих первоначальных слов.

Редакция ТД также получила письмо Вячеслава Овчинникова, того самого, который в материалах дела значится как посредник, познакомивший ребят с Симаковым. Сейчас молодой человек отбывает наказание — он получил 11 лет за попытку сбыта наркотиков.

Свои прежние показания о связи Симакова с запрещенными препаратами он опроверг, говорит, подписал уже готовые документы под давлением оперативника Саркисяна, который приезжал к нему еще в СИЗО в Армавире. «Сказал, если не подпишу их, то пойду соучастником и срок будет больше 20 лет».

Совпала версия Овчинникова с рассказом Симакова о знакомстве с Горхом, Прищепой, Ивановым и Колтуненко: по словам Вячеслава, все они знали друг друга по техникуму, иногда гуляли в одной компании, но близко не общались никогда.

 Непуганая ворона

Одними из первых, кто также подписали обвинения в адрес Симакова, стали его девушка Настя, которая была с ним в машине во время нападения неизвестных, и ее мама Людмила Старикова. Вечером 27 октября 2017 года в калитку их дома сильно постучали. Людмила удивилась, почему пришедшие не звонят в звонок, а практически выламывают забор.

«Срочно открывайте, это полиция!» — услышала она, когда вышла на улицу.

«А мы в Краснодаре люди новые, только переехали, практически никого не знаем. Я одна с детьми, муж в отъезде, поэтому немножко растерялась, — вспоминает Людмила. — Начали спрашивать про Алексея, говорить, что у него нашли наркотики. И как-то они таким нахрапом, особенно один — Левон — просили поговорить с дочкой. Но я привыкла относиться к полиции с доверием, как непуганая ворона, пустила  их домой».

Саркисян выхватил у Насти телефон и закричал: «Тут преступный сайт телеграм». Оперативники продолжали запугивать мать и дочь, говорили, что Симакова взяли за наркотики, что они должны дать показания против него. «Такое давление было жуткое, — говорит женщина. — Я тогда была не в себе, даже не стесняюсь об этом говорить. У меня такое состояние было, только когда я по молодости попала к цыганам: они меня окружили, волосы дерут, кричат. Все деньги им тогда отдала, лишь бы отстали».  

Поэтому, когда оперативники стали угрожать, что заберут дочь, а если она не даст показаний против Симакова, то пойдет как соучастница преступления, Людмила согласилась подписать любые документы, «лишь бы оставили их в покое». Женщина пришла в себя, только когда оперативники уехали. Она поняла, что сама подписала и заставила подписать дочь показания не только против Алексея, но и против нее же самой. 

«Дочка, конечно, на меня обиделась. Я позвонила мужу, говорю: “Я что-то наделала, подписала бумагу, которую нельзя было подписывать даже под угрозой расстрела”. Тут муж уже подключился, я почувствовала поддержку. Мы посоветовались с юристами, написали жалобу [на действия сотрудников полиции] в прокуратуру Краснодара и поменяли показания», — объясняет мне Старикова. На жалобу Людмилы ответили в ОМВД по Лабинскому району и в управлении по контролю за оборотом наркотиков ГУ МВД по Краснодарскому краю (документы есть в распоряжении редакции). Но ни одно ведомство не установило «фактов нарушения законодательства Российской Федерации и служебной дисциплины» в действиях сотрудников полиции.  

В виновность Симакова Людмила не верит и называет парня «положительным»: «Если честно, я таких молодых людей вообще редко встречала. Он всегда мог помочь по хозяйству. Не боялась отпускать с ним дочку: она всегда была вовремя дома. Младших детей даже им оставляли. У меня душа не болела».

 15 тысяч, явка с повинной и девять лет тюрьмы

5 декабря 2017 года Симакова вызвали на очную ставку со свидетелями — теми самыми ребятами, которые дали показания про закладки и организованную группу. И если в октябре, после обыска, Алексея удалось вернуть домой, то после встречи со свидетелями его поместили в СИЗО, и больше на свободу он не выходил. «После очной ставки меня задержали и повезли в центральную больницу на осмотр, после чего отправили в ИВС. По пути меня начали запугивать, один из конвойных стал наносить удары рукой в нижнюю часть спины», — рассказывает в письме Алексей. 

Уже в изоляторе к нему подсадили «очень неопрятного, сильно взрослого» мужчину. «Мы не разговаривали. А как позже выяснилось, он давал показания против меня. Якобы я ему рассказал все как на исповеди».

В материалах дела действительно есть показания некого Звягинцева И.И. Мужчина рассказал, что провел в камере с Симаковым двое суток — за это время парень довольно подробно описал, чем занимался: сбывал наркотики по Краснодарскому краю — Лабинск, Курганинск и Армавир — работал через телеграм и сайт «Ситиклад» под никами «Пабло Эскобар», «Соня Мармеладова», «Аль Капоне 228», помогали ему несколько ребят — Сергей, Андрей и Алексей, а деньги выводил на карточку своей девушки. К слову, банковская карточка Насти и личная карта Алексея тоже фигурируют в материалах дела. Их изъяли еще во время обыска как доказательство того, что Симаков переводил на них деньги после сбыта наркотиков. Алексей же уверяет: карты были нужны для работы — на них переводились средства от продажи машин и меховых шапок, которые шьет его мама на заказ.

Пока шло следствие, Симаков находился в СИЗО в Армавире, но в январе 2018 года его снова привезли в лабинский изолятор на следственные действия. В одном из кабинетов парня уже ждали следователь и Саркисян, хотели поговорить «по делу». 

Алексей СимаковФото: из личного архива

«А дело было в том, что они принесли уже готовые показания и сказали: если я их не подпишу, то они подкинут наркотики моей матери, моему старшему брату и моей девушке. И будут они сидеть со мной, и срок будет в 15 лет», — указал Алексей. В тот же день он рассказал о предложенных условиях своему адвокату Светлане Винниченко, она взяла сутки на раздумье и вернулась на следующий день с решением.

«Адвокат уговорила нас согласиться на явку с повинной, — вспоминает Лилия Шаповалова. — Ему [сыну] грозило 15 лет тюрьмы, а явка с повинной смягчает наказание до девяти лет. Вместе с этим следователь, который тогда вел дело, — я даже не помню, как его зовут, следователи за все время менялись раз пять, — сказал: “Дайте мне на бензин, чтобы я сделал вам явку с повинной”. Мы обсудили этот вариант и согласились, и передали через адвоката 15 тысяч рублей, потому что у меня не было других вариантов — либо девять лет, либо 15».

Экспертиза не выявила наркотиков в крови Симакова, не обнаружила частичек вещества на его руках или на одежде, и отпечатков Алексея ни на одном из изъятых пакетов найдено не было. 

На оглашение приговора семья Алексея и сам Алексей шли, зная, каким будет решение суда и какой назначат срок. Как и договаривались, парня признали виновным в сбыте наркотиков в значительном размере и покушении на сбыт (пункт «б» часть 3 ст. 228.1 УК РФ и часть 3 ст. 30 УК РФ) и дали ему девять лет строгого режима. Лилия вспоминает, что на суде не было ни Саркисяна, ни остальных ребят, которые дали показания против ее сына. Все обвинения были просто зачитаны судом. 

Адвокат семьи Светлана Винниченко отказалась давать комментарии, сославшись на закон об адвокатской этике.

«Саркисян сделал все возможное, чтобы представить моего сына как конченого наркомана. А какой же он наркоман? Он даже не курит», — повышая голос, говорит Шаповалова.  

***

Я позвонила Левону Саркисяну, чтобы задать ему вопросы о деле Симакова, но разговор закончился сразу после того, как я представилась журналистом. 

— Я никаких комментариев журналистам не даю, — спешно сказал Саркисян.

— Даже вопросы не хотите услышать?

— Если честно, нет, — ответил он и положил трубку.   

***

После оглашения приговора семьи Алексея и его девушки Насти еще пытались бороться: писали обращения депутату Госдумы Николаю Осадчему (есть в распоряжении редакции), вместе с ними свое признание передал и Алексей Горх, но все безрезультатно. Депутат передал все письма в прокуратуру Краснодарского края, которая, по словам Лилии Шаповаловой, даже не начала проверку. ТД направили запрос в ведомство о том, проводились ли проверки по предоставленным жалобам и если не проводились, то почему. На момент публикации ответа все еще нет.

Домашние кражи и наркотики

По данным УМВД России по Краснодарскому краю, которые предоставили ТД в пресс-службе ведомства, за  2018 год — год, когда Алексею Симакову вынесли приговор, — в Лабинске было возбуждено 64 уголовных дела по статье 228. Больше половины из них — 36 дел — по первой (незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка психотропных веществ и растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, без цели сбыта в значительном размере) и второй (то же самое, только в крупном размере) частям.

За 2020 год по 228-ой статье полицейские возбудили 21 уголовное дело, 13 из них по первой части.

«В целях формирования здорового образа жизни и негативного отношения к употреблению наркотических средств среди молодежи, школьников и студентов Лабинского района систематически проводятся профилактические мероприятия: круглые столы, лекции, индивидуальные беседы, конкурсы», — докладывал начальник отдела МВД России по Лабинскому району, подполковник полиции Евгений Петухов, в своем отчете о работе городской полиции за 2019 год.

«Обстановка в городе с наркотиками ужасная, — комментирует Лилия Шаповалова. — Прямо у наркоконтроля находили наркотики в 2014 году. Такое было не один раз, но подобные истории очень быстро заминаются. Сам же Саркисян заправляет всей этой “музыкой”, этими малолетками: пришло время тебя посадить, ты повзрослел. А потом следующий, следующий».

Награды АлексеяФото: Алексей Симаков

Практика подбрасывания наркотиков в Краснодарском крае, как и по всей России, не редкость, говорит юрист Юлия Федотова. «Если нужно сделать палку, то ее делают на том, что проще всего. Иногда предоставляют выбор: либо мы тебе подбрасываем наркотики, либо краденые вещи. То есть либо 228-ю статью, либо 158-ю — квартирная кража. По срокам примерно одинаково. Но если требуется засадить человека пожестче и на подольше, то это, конечно, будут наркотики».

По просьбе Дмитрия Гудкова Юлия Федотова подробно изучила материалы уголовного дела. Она указала сразу на несколько нестыковок, которые бросились ей в глаза. Первое — отсутствие отпечатков пальцев Симакова, в том числе на найденных в его сумке пакетах, и отсутствие его потожировых следов. «Это говорит о том, что он к ним не прикасался. Но если человек что-то делает с этими наркотиками, то невозможно не оставить следов». Кроме того, не обнаружено никаких следов и самого вещества ни на одежде, ни на теле Алексея. Пакеты обычно никогда не герметичны, говорит Федотова, а экспертиза может установить даже микрочастички, которые не видны глазу, например внутри одежды: в кармане куртки или еще где-то. «Но следов пребывания у этого человека [Симакова] наркотиков в руках или в других местах не установлено».  

Второй момент, который выделила Юлия, это формулировки «приобрел у неустановленного лица и продал неустановленному лицу», хотя доказыванию должно подлежать не только место и время совершения преступления, но и события, ему предшествовавшие. В таком случае привлечь к ответственности можно не одного человека, а целую сеть. «То есть если у меня появились наркотики, вам нужно установить, откуда я их взяла. Если вы этого не установили, то они у меня появились либо из воздуха, либо из вашего кармана», — заключила Юлия.

Огласка

В апреле Лилия Шаповалова увидела пост в группе «Движение матерей 228» руководителя «Партии перемен» Дмитрия Гудкова об амнистии заключенных и решилась ему написать. Она рассказала историю своего сына — и про подброшенные наркотики, и про давление, и про угрозы, и про взятку следователю, и про обращения к депутату — и попросила помощи. Политик быстро откликнулся, запросил материалы дела, помог составить Алексею жалобу в Генпрокуратуру о пересмотре дела по вновь открывшимся обстоятельствам и сделал большой пост, в котором рассказал все подробности.

«После поста Гудкова ночью мне позвонила возмущенная адвокатша. Говорила, зачем мы ее вмешали и рассказали все, что ее теперь лишат адвокатской лицензии. Сказала, что помогала нам. А я ей говорю: “А чем вы ему помогли? Вы, наоборот, его усадили. Не пошли против системы. И овцы целы, и волки сыты”», — сетует Шаповалова.

Алексей СимаковФото: Алексей Симаков

Пост увидела не только адвокат Винниченко. 29 апреля, на следующий день после публикации, в дом Людмилы Стариковой снова постучали оперативники. Приехавшие сотрудники долго уговаривали ее выйти и «пообщаться со следователем в машине», но на этот раз женщина отказалась давать показания без повестки.

 «30 апреля в 14 часов они вызвали меня к следователю по повестке, — рассказывает Старикова. — Я приехала, а там опять какой-то новый следователь. Сразу спросили у меня про жалобу, которую я писала два года назад. Я рассказала, что жаловалась на действия их же ребят — они даже не знали, о чем я писала, — и могу повторить все то же самое». После разговора ее отпустили и больше не беспокоили.  

ТД направили запрос в Следственный комитет Краснодарского края и ГУ МВД по Краснодарскому краю с вопросами о том, известны ли им факты давления сотрудников, в том числе со стороны оперуполномоченного Левона Саркисяна, на свидетелей по делу Симакова и проводились ли по этому поводу служебные проверки. В пресс-службе регионального МВД ответили: «Проводилась проверка, по результатам которой вина сотрудника не усмотрена».

***

Все два с половиной года Лилия ездит к сыну в колонию, что в 240 километрах от Лабинска, и отправляет передачки. Последнее длительное свидание было еще осенью. Когда они увидятся снова, непонятно — коронавирус. С девушкой Алексей расстался, продолжает женщина: «У них теперь у каждого своя жизнь, ну разве можно девять лет ждать». Закрылась и СТО, где работал парень. «Как его не стало, СТО закрылась. Потому что у него круг общения был — ребята молодые приезжали, работа кипела».   

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!