— Максим, за тобой кто-нибудь занимал? — спрашивает мужчина с балкона третьего этажа. На балконной крыше создали колонию ласточки и порхают туда-сюда над головой.

Мальчик, сидящий рядом с магазином, озирается. Он увлечен планшетом и не замечает ничего вокруг.

— За ним женщина занимала, а за женщиной я. — отвечаю.

— Я за вами буду, — кричит мужчина с балкона.

Хлеб в поселок привозят три раза в неделю. Везут семьдесят километров из районного центра, по пути завозят еще в четыре поселка. Глазковка — самая последняя точка. Дальше дороги нет.

«Хлебовозка! Хлебовозка!» — кричит кто-то из ребят, услышав наконец звук мотора.

В Глазковку ведет грунтовая дорога — от пыли из-под колес ползущих впереди машин сюда едешь как в дыму. Я не смогла сосчитать точное количество перевалов: путь сливается в бесконечное налево-направо-налево. Где-то крутой серпантин превращается в однополосную дорогу, потом опять расширяется. По обочинам промоины от дождей. Вокруг тайга и захватывающие виды на вершины Сихотэ-Алиня. С трудом верится, что где-то там есть населенный пункт.

Отроги Сихотэ-Алинского хребта окружают Глазковку с трех сторон. С четвертой — берег Японского моря. Часть территории тайги, где исконно живут тигры, входит в Лазовский заповедник.

Рейсовых автобусов в Глазковку давно нет. Три раза в неделю ходит проходящий маршрут в соседний Валентин, но от остановки до поселка добираться еще 13 километров.

На въезде в поселок перекресток и три улицы: направо, налево и вперед. Поедешь вперед — попадаешь в район «этажки», где многоквартирные двух- и трехэтажные дома. Налево — в «поселок», здесь вдоль улицы тянутся бывшие бараки, в которых живут по несколько семей. Повернешь направо — приедешь на «хутор», район с частными домами. Все расстояния на несколько минут хода пешком.

Улицы в поселке не чистят. Грейдер доезжает до начала поселка, и всё, обратно разворачивается. Зимой какая-нибудь машина проедет, колею пробьет — вот вам и дорога.

Постоянно в Глазковке живет около 100 человек. По улицам вольно гуляют коровы, козы, куры, надо поглядывать под ноги. На балконах сушатся белье и гидрокостюмы, во дворах наряду с машинами запаркованы катера.

Над бараками буквой «Г» торчит труба котельной — дымоход погнуло очередным сильным тайфуном. Еще в поселке есть два магазина со стандартным набором продуктов первично необходимого. Водки в продаже я не видела.

Олени и морская капуста

Пока водитель разгружает машину с хлебом, перед магазином образуется стихийное собрание.

«Школа?! — услышанное слово словно производит хлопок, и все начинают говорить почти одновременно. — Школа нам нужна!»

Сегодня в Глазковке судьба школы  — главная тема. Школу-девятилетку хотят закрыть, детей придется возить на учебу в соседнее село. А это 24 километра по таежной дороге через перевал.

Глазковка — одно из старейших поселений Лазовского района. Поселок основал в 1897 году старовер Афанасий Пόносов. Это было крупное хозяйство на 400 десятин земли, в Глазковке выращивали зерновые, разводили птиц, пчел, работала бондарная, мельница, кузница.

Говорят, морепродукты из Глазковки продавали по всей округе и даже во Владивостоке. Розы, которые Афанасий Поносов выращивал в собственной оранжерее, отправляли даже в Японию. Еще семья разводила пятнистых оленей, но после революции оленепарковое хозяйство перешло в ведение советской власти, и уже в семидесятых его ликвидировали.

Школа появилась в поселке 35 лет назад как начальная, спустя четыре года ее реорганизовали в «девятилетку». Добычу морепродуктов советские власти не остановили — в Глазковке создавалась экспериментальная база марикультур, крупнейшая в стране. Специалисты ехали отовсюду, со всех регионов.

Тогда в Глазковке было много молодых. Поселок должен был стать наукоградом: в море высаживали огороды морской капусты, инкубировали икру, молодь кеты, симы и других лососевых выпускали в реку. А потом пришла перестройка, и все, что можно было, разворовали, спилили, разобрали, сдали на металлолом.

Жители говорят о базе марикультур так, словно она закрылась вот только что, буквально год-два, а не двадцать с лишним лет назад. Люди постарше рассказывают о своей работе, люди помоложе — о своем детстве, умалчивая о том, как было непросто в переходные времена.

Все сходятся в одном: именно школа во все времена оставалась неизменным центром жизни поселка. Даже сейчас школа — самое освещенное место в Глазковке.

Без школы по закону

По пути за продуктами, люди подходят и включаются в обсуждение. Собирается человек тридцать: в основном мамы с детьми и люди старшего возраста. Жители Глазковки наперебой говорят, очень хотят, чтобы их выслушали. Закроют школу — «помрет поселок».

«Уже было такое, что детей в Валентин возили. Они первые два урока просто спали на партах», — возмущается Валентина Павловна.

Валентина Павловна — бывшая директор школы, а сейчас работает в ней же преподавателем английского языка. У нее 34 года педагогического стажа в школах того самого Валентина и в Глазковке.

«Нам очень, очень важно чтобы школа в поселке осталась. Я открывала эту школу. Вместе с мужем разбивали стены, делали большими кабинеты».

В марте в поселок приехали глава района и начальник управления образования. Обсуждали ликвидацию школы уже как готовое решение: пригнали новый автобус, украшенный воздушными шариками. Объясняли, что содержать школу дорого, что в Валентине больше учителей, что необходимо думать «о качестве образования и социализации детей».

Начальник управления образования Марианна Эдуардовна Галаган закрытие школы мне подтвердила. Но по закону «Об образовании» решение о ликвидации школы не может быть принято без учета мнения местных жителей. О том, что мнение это должно быть непременно положительным, в законе не сказано.

Голосование провели. Один голос был за. Все остальные жители проголосовали против. Протокола собрания с итогами голосования никто не вел.

В здании школы власти предполагают разместить клуб, библиотеку и почту. Библиотека располагается в здании школы и сейчас. В то, что клуб и почта смогут оплачивать расходы на содержание здания, и то, что это будет дешевле, жители не верят.

Куда дальше?

Сейчас в школе учатся 11 человек. В первый класс должны пойти четыре человека. А еще в поселке есть 13 дошколят. Из них можно было бы организовать подготовительный класс, ведь детского сада в поселке нет. Работают в школе пять учителей, сторож и повар.

Здание школы отремонтировали в прошлом году, поставили стеклопакеты, установили систему дистанционного обучения. Кабельный интернет в поселок начали тянуть только в этом году. На школу надеялись как на двигатель прогресса: мобильный интернет ловит в Глазковке местами, связь зависит от погоды. «Дуб зацвел — интернет пропал», — говорят местные жители.

Елена работает на почте — сейчас она расположена в квартире в районе «этажки». Ее сын в этом году пойдет в первый класс, но каждый день туда-обратно ездить он не сможет. Елена опасается, что ребенку придется жить в Валентине у родственников.

Елена горячится: она сама платит за отопление холодного и сырого помещения в бывшей квартире, но готова платить и дальше, лишь бы школа осталась.

«Куда мы только не писали, — жалуется молодая и симпатичная девушка Алла. Она качает перед собой коляску, в которой сидит маленькая девочка. — У нас уже трое — среднему пять лет, а старший должен в этом году в первый класс пойти. Только я не знаю, в какую школу…»

Алла переехала в поселок вместе с мужем восемь лет назад. Муж местный, глазковский. Он здесь родился, и у него здесь есть квартира в «этажках».

Если школу все-таки закроют, детям придется выезжать на учебу в восемь утра. А ведь надо еще собраться и дойти до остановки. Обратно автобус будет выезжать в 15.30, забирая детей из разных классов всех вместе. У первоклашек в расписании три урока по тридцать минут, и потом им целый день придется ждать старших детей.

Жители обращались в прокуратуру, в министерство образования Приморского края, направили открытое письмо губернатору с просьбой оставить школу, прислать молодых специалистов. Письма вернулись обратно в муниципалитет.

Аптеки в поселке нет. Дома культуры нет. Клуб был, да разрушили его уже давным-давно. Роль дома культуры выполняет та же самая школа. Несколько раз в год по праздникам там собираются пожилые жители Глазковки.

Рядом со школой недавно построили фельдшерский пункт. Но с самого начала пандемии фельдшера никто не видел.

«Оставьте в покое змею!» — отвлекаясь от рассказа, кричит женщина детям, которые гуляют неподалеку. — «Там у нас полоз живет, —  объясняет мне. — Полоз — змея семейства ужеобразных, он не ядовитый».

Поля вокруг Глазковки совсем заросли, и сейчас граница между поселком и тайгой едва различима. Жители выживают своим хозяйством: огороды, куры, коровы, козы. В сезон кормят лес и море: сбор черемши и папоротника, да сбор дикой морской капусты.

На морской капусте работают целыми семьями. Многие мужчины устраиваются работать водолазами и в сезон работают на Курилах, такого заработка семьям хватает на год.

На берегу стоит заброшенное здание с остатками барельефа на торце. Дырки на стене, крепления плит барельефа, похожи на следы от пуль или картечи. Это здание цеха марикультур — как живое напоминание о пережитом крушении. Мимо идет корова, подъедая траву.

В хорошую погоду движение на море интенсивней, чем по земле. На рассвете на лодках люди выходят в море: собирают морскую капусту вручную, ныряя с лодки на глубину. Как правило ныряют без аквалангов, но в гидрокостюмах, чтобы не замерзнуть в холодной воде. Потом семьями раскладывают сбор на галечном берегу для просушки.

Погода переменчивая, туманы наползают со стороны моря. Здания на берегу становятся похожи на компьютерную игру про постапокалипсис. Туманы и дожди могут погубить сбор. Трава отсыреет, побелеет, потеряет ценные вещества.

Трое мужчин большими пучками взвешивают сухую траву и складывают в грузовик.

«Об осьминога нож затупил. Он под камень забился, не мог достать», — трогает лезвие пальцем мужчина.

У самого края

Неожиданно я становлюсь свидетелем мелкого препирательства между жительницами. Одной не понравилось, где другая привязала свою корову. А я опять оказалась человеком, который слушает.

— Да и пускай закрывают. Мои-то дети, слава богу, выучились, а эти, может, хоть знания получат. Все равно ведь уедут. Разве ж это жизнь? Выживание, — быстро-быстро говорит мне в лицо пожилая женщина.

— Почему вы не уезжаете? — не выдерживаю и задаю неудобный вопрос. — У вас здесь есть будущее?

— У нас здесь есть жилье. Продать здесь и купить «в городе» невозможно. Да нравится нам здесь жить, нравится! Море, лес, земля, свежий воздух. Вот еще интернет проведут, так совсем хорошо будет. А тот, кто хочет заработать, тот заработает.

Под «городом» может пониматься любой из населенных пунктов покрупнее: Владивосток, Находка, Артём или Шкотово.

На следующий день меня разыскала женщина с короткой стрижкой и в футболке в мелкий цветочек. «Мы с вами возле магазина виделись», — говорит она. Оксана — фермер, они с мужем держат хозяйство. «26 голов было».

Оксана выбирает из пачки бумажку. На распечатанном на черно-белом принтере листе несколько фотографий, приложения к протоколу осмотра. На них — задранная корова. И еще одна.

«Тигры, — рассказывает она. — Два года назад бычка почти перед домом задрал».

Дом стоит у самого края деревни. Дальше огороженный загон для выпаса. И тайга. Когда-то Оксана приехала в перспективный поселок работать. А потом перестройка. А детей растить надо. Так с мужем и остались здесь жить.

«Работаешь, работаешь… Каждый день на ногах с четырех утра. И то одно, то другое. То тигры. Да сейчас, если и школу закроют, то всё тогда…. Спасибо, что выслушали. Пошла работать».

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!