1996. Еще немного, и я бы умерла

1996 год, плечо Эвереста, высота шесть тысяч метров. 55-летняя альпинистка Эльвира Насонова пристегнута к параплану в качестве трупа. Она и парапланерист Валентин Божуков собираются продемонстрировать, как можно при помощи параплана снять со скал тела погибших.

В эту авантюру Эльвира вписалась, чтобы заработать на Эверест. Восхождение на высшую точку мира — ее давняя дорогостоящая мечта, а снятие тел хорошо оплачивается. Вторая причина — надежда снять с гималайской вершины Канченджанги тело близкой подруги-альпинистки. Иорданка Димитрова погибла в горах в 1995 году, спустить ее тело с высоты семь тысяч метров обычными способами нереально. Насонова надеется научиться владеть парапланом и, справившись с задачей на Эвересте, позже снять и Иорданку.

Прежде чем приступить к работе, Насоновой и Божукову нужно показать спуск «тела» специальной комиссии.

Валентин расправляет крыло, параплан не может набрать высоту. Эльвира ударяется о скалы и теряет сознание. А потом, когда параплан все-таки взлетает, его несет на отвесные скалы. Божуков жестко сажает параплан, и Насонова бьется снова.

У нее разбита голова, сломаны плечо и таз, выбиты зубы мудрости. В московской больнице, куда ее перевезли, врач говорит, что гор ей больше не видать.

***

Уже в то время 55-летняя Эльвира Насонова — известная альпинистка, мастер спорта, трижды «Снежный барс». В ее спортивном активе более 50 восхождений пятой и шестой категорий сложности (что доступно не каждому мужчине-спортсмену высокой квалификации), 18 восхождений на семитысячники СССР.

Про Эльвиру ходят легенды как о женщине-дюймовочке (рост Насоновой 155 сантиметров, размер ноги — 34, — прим. ТД) со сверхчеловеческой физической подготовкой и фантастическим знанием гор. Ее сравнивают со снежным барсом: Насонова умеет выживать в горах так же, как и эти редкие кошки. Советский альпинизм не жалует женщин, их долгое время не берут на чемпионаты Союза. Но Насонову в качестве большого исключения официально допускают к соревнованиям по альпинизму наравне с мужчинами.

Эльвира в отличной форме, у нее большие планы на новые сложные экспедиции. Главная цель — все еще не покоренный Эверест. Так что в московской больничной палате перебинтованная альпинистка и слушать не хочет «приговор» врача.

2020. Привычка терпеть боль

«Подруга говорит: “Как ты корреспондента принимать собралась, у тебя рыбой воняет!”» — смущенно говорит 79-летняя легенда российского альпинизма, впуская меня в квартиру. Между ног в подъезд прошмыгивает кошка. «Мотя, далеко не уходи и не дерись там!» — кричит кошке Эльвира Тимофеевна и объясняет: «Боевая, прямо как я в юности. Всех котов во дворе гоняет. Я недавно начала кормить бездомных котов, каждый день штук двадцать вечером приходят и ждут меня. Варю им рыбу с кашей, поэтому пахнет».

У Эльвиры Тимофеевны простая квартира. На стенах много картин. Обмороженный полярник на коленях в сугробе, перед ним — танцующая метель в образе девушки. Горные вершины, портрет мужа, альпиниста Анатолия Балинского. На тумбочке — фотография сына. На столике — внушительная стопка газетных и журнальных вырезок со статьями о ней разных лет. На вешалках в коридоре висит снаряга, она хранится и в диване. Рядом с письменным столом — незапыленный громоздкий тренажер. Дома отключили газ — Эльвира достала из закромов горелку и газовый баллон: можно сварить ужин прямо на кухонном столе.

Она в спортивных штанах и футболке с символикой международного чемпионата по скалолазанию среди ветеранов: только что вернулась, привезла второе место. В таком возрасте, кроме нее, было только два человека. Два года назад Эльвира Тимофеевна заменила коленные чашечки. Как только смогла встать на костыли, начала расхаживаться, заниматься на тренажерах. Много плавала. Восстановилась за год и поехала на соревнования. А этим летом альпинистка учила внука нырять и ударилась ногой о камень. На правом колене раскрошился цемент, скрепляющий искусственный сустав, стержень «уехал» в сторону и причиняет боль. Так что в этот раз соревнования дались Эльвире Тимофеевне непросто. «Много было у меня травм, — говорит альпинистка. — Боль терпеть я привыкла, но сейчас, если далеко иду, беру палку, чтобы не повредить ногу еще сильнее».

Она берет с журнального столика книгу «Гонки по вертикали» альпиниста Юрия Башманова. Один из рассказов в книге посвящен ей.

Башманов вспоминает, как во время восхождения Эльвира сорвалась и
пролетела по льду восемьдесят метров. Когда пришла в себя, первым делом достала из анорака зеркальце. «Мы взвыли, — пишет Башманов, — такое поведение мы понять не могли. Но еще больше она нас шокировала, когда продолжила восхождение. Трое суток мы боролись с заснеженными скалами. Когда Эля забывалась в полуобморочном сне, из ее груди вырывались стоны. На все наши вопросы о самочувствии она отвечала, что все в порядке. Вершина была покорена. На спуске Эля потеряла сознание от болевого шока… У Эльвиры оказались порваны связки на обеих ногах».

«Наврал немножко Юрка, — говорит Эльвира Тимофеевна. — Не на двух ногах я порвала связки, а на одной. Боль была сильная, я подумала, что нога сломана. Но им сказала, что все нормально, потому что надо было завершить восхождение, полкилометра оставалось до вершины! Шла тихонечко, тянула ногу. Когда мы вышли на вершину, я села на попу и по другой стороне склона скатилась до ледника. Потом надо было пройти по леднику, я стиснула зубы и как-то прошла…

Врач был хороший, все мне подшил и заодно убрал разрушенный мениск. Сказал: “Про горы забудь. Дай бог, чтоб без костылей ходила по ровной дороге”. Но я уже через полгода пошла на пик Ленина (7144 метра). Туда собралась моя команда, а у меня душа заболела: как они пойдут, молодые, неопытные? Сидеть и смотреть, когда твои идут, страшно. Я могла им подсказать, как действовать. Нога не гнулась совсем, решила, что дойду с ними до пяти тысяч и вернусь. В итоге дошла до вершины. Спускаться было тяжелее, но, когда я вернулась, опухоль исчезла и колено стало сгибаться. Врач мне сказал, что я молодец, сильно удивлялся. Тогда я, кстати, стала дважды “Снежным барсом”».

Свет мой, зеркальце

Маленькое деревянное зеркальце из рассказа Башманова лежит в прихожей на тумбочке. Насонова рассказывает, что прошла с ним много вершин.

«А зачем вам на восхождениях зеркало? — спрашиваю. — Там же лица закрыты все равно. Да и не до красоты ведь в горах?»

«Ну как это — зачем? — удивляется альпинистка. — Я всегда следила за тем, как выгляжу, и в горах тоже. Я ведь все время там проводила, мне больше негде было быть красивой. Перед восхождением красила глаза, губы. Конечно, когда спускаешься, красоты уже нет никакой. Лицо обмерзает, отекает. Я за камень зайду, смою защитный крем, глаза раскисшие подкрашу и выхожу красавицей. Мужики меня называли самым красивым “Снежным барсом”, рассказывали, что многие хотели меня увидеть живьем. У меня всегда была хорошая фигура, тонкая талия, крепкая спина… Это я сейчас на карантине растолстела: обычно я плаваю, занимаюсь на тренажерах, а теперь пенсионеров никуда не пускают».

«Однажды я с пика Ленина спускалась в одиночестве, потому что меня команда латышей бросила в снежной пещере, — рассказывает Насонова. — Я к ним прибилась, потому что отстала от своей команды: спускала больного человека. Проснулась утром — никого. Латыши молча ушли, меня не разбудили. Такое вообразить трудно, чтобы бросили человека в горах одного! Они еще и мои кошки куда-то забросили в угол, я откопала только одну. Когда доковыляла до нашего лагеря, достала зеркальце. Как глянула: боже, лучше бы я его не находила! Глазки узкие, морда обожженная, опухшая, нос распух, губы в болячках… Наткнулась на палатку командира отряда, залезла туда, чтобы выпить чаю. Он на меня смотрит внимательно и говорит: “Нет, моя жена лучше!”»

1941—1964. «Ничего себе Кнопка дает!»

Эльвира родилась в 1941 году на Дальнем Востоке в семье военного. Маленькая, бойкая, крепкая хулиганка. Она защищала своих братьев, старшего и младшего, дралась с дворовыми пацанами. Интереса к девичьим играм Насонова не проявляла, зато собирала камни и обожала спорт. Занималась гимнастикой, борьбой, бегом, ходила по двору на руках.

Когда Эльвире было 14, родители переехали в Алушту. Девочка сразу понеслась в горы и стала проводить там все свободное время. Иногда даже оставалась ночевать на вершинах в спальнике — горы успокаивали.

После школы Насонова поступила в киевский геолого-разведочный техникум и записалась в секцию скалолазания. В первом походе она едва переставляла ноги под огромным рюкзаком, кастрюлей и дровами. «Меня один парень под попу подталкивал, чтобы я шла вперед, — смеется Насонова. — Потом я поняла, что надо много тренироваться и изучить эти горы. Я не пропускала ни одной лекции, все внимательно слушала».

На первых же соревнованиях Эльвира обошла девчонок-мастеров спорта. «Ничего себе Кнопка дает!» — говорили о ней. А она сама не понимала, откуда в ней столько силы и ловкости.

После учебы Эльвира по распределению уехала работать техником-геофизиком в Среднюю Азию, в Ош. Сразу отыскала там секцию скалолазания. Председателем секции был опытный альпинист Анатолий Балинский. Он взглянул на крохотную девушку и сразу подумал: «Недельку походит, потом отвалится». Но Насонова не отвалилась и прошла все маршруты, где тренировались мужчины. «Первое время мне было очень тяжко, — вспоминает Эльвира. — Женщин в альпинизме тогда было очень мало, мне не делали никаких скидок. Я ходила везде наравне с мужиками: и снег утаптывала, и рюкзаки таскала такие же тяжелые, и не ныла. Понимала: если разноюсь, экспедиций мне не видать. Женщин тогда вообще в экспедиции почти не брали».

В первую же экспедицию Эльвиру не отпустило начальство. Она наплевала на запрет и поехала. Решила: если работа мешает альпинизму, ну ее. «Вернулась, а меня понизили до младшего техника, — рассказывает Насонова. — Ну я не сильно расстроилась. Уже позже, когда я стала знаменитой альпинисткой, мы с моим начальником помирились, он сказал, что я правильно сделала тогда».

В экспедициях Эльвира и Анатолий Балинский сблизились и скоро поженились. С 1964 по 1972 год они вместе работали на строительстве гидросооружений будущих Ат-Башинской и Токтогульской ГЭС.

«ГЭС строилась на отвесных скалах, меня, 23-летнюю девчонку, наняли, чтобы обучать работников высотным работам и следить за безопасностью, — рассказывает Эльвира Насонова. — Все работники были мужчины, они беспрекословно меня слушались. Там мы фактически изобрели промальп. Большим плюсом этой работы было то, что нас с Толей отпускали в экспедиции: это считалось повышением квалификации. Там же мы организовали альпсекцию для молодежи: выращивали специалистов-скалолазов».

1969. «Уберите женщину!»

В 1966 году Эльвира Насонова стала самым молодым мастером спорта по альпинизму в стране. Она хотела сложных экспедиций, участвовать в чемпионатах, но женщин брали неохотно. «Нигде не написано, что женщин брать не положено, но считалось, что сложные горные маршруты не для нас. Займет команда со мной первое место, в комиссии говорят: “Хорошо прошли, но как они могли первыми прийти, если там была женщина?” Такое было отношение. На соревнованиях прямо при мне кричали: “Не берите Насонову! Мы вам лучшего альпиниста дадим”. На чемпионаты меня брали только под давлением других участников, которые знали, на что я способна».

В 1969 году Спорткомитет Киргизской ССР планировал участие сборной команды своих альпинистов в чемпионате Союза. От Токтогульской ГЭС выдвинули трех кандидатов, среди которых были Балинский с Насоновой. Против Насоновой в федерации высказались почти все: «Женщины в чемпионате не участвуют!»

«Толя тогда сказал, чтобы они вычеркнули и его тоже, — вспоминает Насонова. — “Рюкзак она такой же тащит, проходит такие же стены, а в тактическом плане у нее еще надо поучиться!” Ну и тренер нашей сборной взял с собой на одно восхождение, чтобы посмотреть на меня. На привале в тесной палатке я задела примус с чаем и опрокинула его в спальный мешок тренера. Еще мне достались большие ботинки, я разбила пятки в кровь, шла еле-еле. Я была уверена, что с треском провалилась, но на разборе тренер сказал: “Насонова — сгусток энергии с прекрасной техникой”. Я закрыла руками лицо и заплакала от счастья. На этом чемпионате наша команда заняла третье место».

Эльвира Насонова всегда продиралась к вершинам через дискриминацию и предрассудки. Возможно, поэтому она терпела боль от порванной связки и шла на вершину: не хотелось показывать слабость перед мужчинами. Даже те альпинисты, кто хорошо знал ее способности, в горах могли ослушаться, потому что она — женщина.

«На одном из чемпионатов я пошла первая, с рюкзаком. Отрезок оказался очень тяжелый, я кричу мужикам сверху: “Идите без рюкзаков, потом их вытащим на веревке!” А они такие: “Ну баба-то прошла с рюкзаком, значит, и мы пройдем”. Пошли и зависли… Ну скалы — это их отпуск. А я десять лет выходила на скалы на работу. У меня опыт! Но разве ж объяснишь?

Во время той экспедиции я в свою очередь вставала рано и утаптывала снег, прокладывая тропу. Иду, топчу, а мужики кричат: “Уберите женщину!” Им стыдно, что женщина работает. А мне хочется, потому что я могу! На самом деле нет никакой разницы, женщина ты или мужчина. Важен опыт, неторопливость, знание гор, здоровье. Женщине в горах сложно, только когда писать хочется, а ты висишь на веревке на отвесной скале. Мы как-то висели с напарником, и у меня понос начался. Я ему говорю: “Отвернись, у меня ЧП”. Ну что поделать? А в остальном все неважно».

1973. Дни Победы

В 1972 году у Эльвиры и Анатолия родился сын Егор. Этот год Эльвира провела в Крыму, восстанавливаясь после родов. Чтобы войти в спортивную форму, Насонова привязывала люльку с сыном к рюкзаку и бегала по горам. Возможно, серьезные восхождения она возобновила бы не быстро, но вдруг узнала, что команда альпинистов Киргизии заявила на чемпионат Союза в 1973 году траверс вершин Победы — Неру.

«О Победе мечтают все, это самая опасная гора, — рассказывает Эльвира. — Капризная, сложная, не терпит ошибок, не всех принимает. Когда альпинисты только начинали восходить на нее, было 29 взошедших и столько же погибших».

Насонова хранит редкое фото: одиннадцать лошадей спускают с Победы одиннадцать трупов. «Фото называется “Самый страшный караван”. В 1955 году из-за погодных условий на Победе погибли одиннадцать человек. Вот такая кровожадная эта гора. Но я не боялась. Мой муж до этого уже сходил на Победу, была моя очередь».

Эльвира попросила включить ее в команду, но начальник экспедиции Евгений Слипухин высказался против. Эльвира привыкла к такому отношению, но в этот раз удивилась. Вместе со Слипухиным в 1971 году она, единственная женщина на чемпионате, прошла сложный траверс вершин Горького (6005 метров) — Абалакова — Чапаева (6500 метров) — Хан-Тенгри (7005 метров). Их команда заняла второе место на первенстве Союза. В этом же году она выполнила мужские нормативы мастера спорта. И тут: «Насонову не возьму!» Эльвиру поддержала команда, буквально заставившая Слипухина изменить решение. Он включил ее в состав вспомогательной группы, в которой, кроме нее, было еще несколько женщин. Насонова была рада и этому.

Участники вспомогательной команды несли на себе провизию, периодически собирая по пути заброски. «Экспедиция длится почти месяц, всех запасов невозможно взять с собой, — объясняет Насонова. — Все, что бьется, мы несли на себе: яйца, продукты в стеклянных упаковках. Я, например, несла десять бутылок растительного масла в стекле. Рюкзаки весили килограмм по тридцать. Остальное нам выбрасывали вертолетом. В тот раз на вертолете привезли даже живых баранов. Они паслись на травке, мужики их резали, готовили еду. Когда мужчины пошли за очередной заброской, в лагере остались только женщины. И вдруг нам передают по рации, что надо зарезать остальных баранов. Мы около них столпились и не знаем, чего делать. Одна участница была ветеринар, мы ей говорим: “Алиса, ты врач, давай, режь баранов!” Она: “Я только кастрировать могу…” Так и не зарезали».

Замороженные трупы

На шести тысячах у одного из участников группы Эльвиры заболело сердце. «Если болит сердце — это все, надо спускаться, — говорит Насонова. — А по неписаному закону гор следом должна спуститься либо вся группа, либо тот, кто идет с заболевшим в связке. В связке с Костей шла молодая девушка Люда Манжарова, с которой мы успели подружиться. Значит, гору она не сделает. А ее пригласили в женскую сборную альпинистки Эльвиры Шатаевой, они должны были идти на пик Ленина. Люда заплакала, мол, теперь меня Шатаева не возьмет! А я ей сказала: “Люда, возьмет, точно возьмет!”

Нас осталось трое: я и еще двое мужчин, Володя и Вернер. Основная группа где-то далеко, я иду впереди своих. И вдруг вижу: сидит замороженное тело. Щек нет, зубы оголены, в руках кружка. Мне так стало страшно! Я как рванула наверх! Когда мой Толя ходил на Победу, им дали задание попутно помочь снять тело одного из погибших альпинистов. Он сидел на виду, пугал людей, и родители очень просили его снять… Замороженное тело весит сто килограмм, его с горы на себе не вынесешь. Задача была — подтащить тело к вертолету и привязать к нему петлю. Вертолет идет с кошкой, цепляет петлю с телом и тащит его вниз. А этот труп то ли примерз, то ли был сильно тяжелый… Рывок — и тело залетело в лопасти вертолета. Голова отлетела в одну сторону, части тела — в другую… Пилот чудом смог посадить вертолет. Остатки тела оттащили чуть дальше и оставили на горе, родителям не покажешь ведь тело без головы. Вырыли что-то типа могилы во льду, захоронили, засыпали льдом. И вот этот труп так и лежит там, вытаивает иногда…»

Чертова баба

На семи тысячах группа Эльвиры поравнялась с основной командой. На вершине начальник экспедиции положил руку ей на плечо и сказал, что пожалел, что не включил ее в основной состав. И что теперь им надо спускаться обратно, за участником их группы Женей, который не смог подняться на вершину. И спустить его.

«Мы постояли на вершине — виды были невероятные, — вспоминает Насонова. — Посмотрели, что там в Китае творится, и пошли обратно. Спустились до Жени. Ему было очень плохо, он едва шевелился. Сильно хотелось пить, мужики поставили чайник. Вернер бросил туда ложку соли, мол, мы потеряли много влаги. “Какая, — кричу, — влага, мы даже не вспотели еще!” На такой высоте и так от всего тошнит, а тут еще соленый чай! Я сделала несколько глотков и почувствовала рвотные позывы. А палатка закрыта наглухо, некуда вырвать. Я хватаю у Вернера шапку и блюю в нее. Он мне сказал только: “Ууу, чертова баба!”».

Женя кашлял кровью, Насонова предложила разгрузить его рюкзак. Он не позволил и через несколько километров сорвался. «Мы же все на одной веревке, — говорит Эльвира. — Он сорвался, сорвал Вернера. Следом полетел Капанин, я была следующая. Я ощутила такую тоску… Подумала: “Два с половиной километра лететь теперь, все камни прочувствуем, пока летим”. Но нам повезло: мужики упали на бугорочек с мягким снегом, воткнулись в него как свечки. Я обругала Женьку, и он таки разгрузил рюкзак».

Горчица и замерзшие корейцы

Из продуктов у группы Насоновой остался только яичный порошок. Спустившись до зеленой травки, Эльвира начала его готовить, и выяснилось, что порошок — горчичный. «Так обидно было, мы чуть не расплакались, — вспоминает Насонова. — С горя Женя начал есть какие-то ягоды. Мол, птицы их едят, значит, и человеку можно. А я смотрю, у этих птиц стул зеленый. Ору: “Женька, выплевывай, посмотри на птичий помет!” В общем, к вечеру у него такой же стул начался, как у птиц. В конечном итоге, когда мы живые, голодные, дошли до погранзаставы, где нас покормили, я была счастлива сильнее, чем на вершине. Вот такое мое первое восхождение на Победу».

За свою жизнь Эльвира Насонова была на Победе три раза. Четвертое восхождение не завершилось, потому что их группу попросили спасти замерзших недалеко от вершины корейцев. Эту экспедицию Насонова хорошо запомнила. «Когда мы дошли до корейцев, одна девушка из их группы свалилась на меня и пробила кошками голову, порвала пуховку… Мы вырыли пещеру, затащили туда корейцев. Они были плохо экипированы, замерзшие ноги были белого цвета и стучали как кость. Врач всю ночь обкалывал им ноги, чтобы хоть что-то сохранить. Мой спальный мешок расстегивался как одеяло, я их накрыла. Ночью проснулась оттого, что что-то горячее течет под меня, — ближайший ко мне кореец на меня во сне обмочился. И так я и спускалась: обоссанная, с пробитой головой. Позже мне предлагали вспомнить их фамилии, чтобы засчитать мне эту вершину, как участнику спецоперации, а как их вспомнишь? Ну мне и не нужно, мне хватит и трех Побед».

На большой высоте важно, во что ты одет: после пяти тысяч, как правило, дает о себе знать «горняшка», становится холоднее и труднее дышать, обостряются болячки. Снаряжение и одежда в Советском Союзе были тяжелые, достать хорошую вещь было сложно. До шести тысяч альпинисты шли в кожаных ботинках, затем переобувались в высокие шекельтоны — тяжеловесные, но очень теплые ботинки полярника. Вместо коврика-пенки в снежных пещерах стелили под себя что придется. Некоторые даже вываривали упаковочную пленку с пупырышками — она спрессовывалась, и получался «коврик». Одежда Эльвиры была на редкость теплой, потому что она ее шила сама: пуховик в цветочек, пуховые штаны, большой теплый легкий спальник. Эльвира шила прекрасно, у нее часто заказывали анораки и другую одежду. В том числе и благодаря качественной одежде она переносила высоту лучше многих.

1973. Первый «барс» и трагедия

В 1973 году Эльвира Насонова получила своего первого «Снежного барса». Никакого торжественного награждения: значок и грамоту прислали по почте. А в 1974-м экспедиция Эльвиры Шатаевой, в которую так боялась не попасть, но все же попала Люда Манжарова, отправилась на пик Ленина. Вся женская сборная, восемь человек, замерзли насмерть. Это стало огромной трагедией для советского альпинизма, после нее на тринадцать лет запретили восхождения для женских групп.

«Меня в эту экспедицию не позвали, — рассказывает Насонова. — Уже потом мне говорили, что, если бы я была там, с девочками, возможно, трагедии бы не произошло. Я тяжело пережила смерть Люды, она мне очень нравилась. Когда они уже подходили к пику Ленина, я закончила восхождение на пик Коммунизма и хотела их подождать. У меня в рюкзаке лежала анорака, которую я сшила специально для Людмилы, хотела ей подарить… Как-то я включила телевизор: “В Ленинграде семья Манжаровых приходит на озеро и кормит лебедей. К ним постоянно подплывает одна и та же лебедь и берет у них еду из рук. Ее назвали Людмилой”».

2020. Ботинки 34-го размера

Мы с Эльвирой Тимофеевной общаемся уже несколько дней, и я ни разу не видела ее без макияжа: брови подведены, на губах фиалковая помада. А волосы аккуратно покрашены: никаких седых корней. Вот и сейчас, перед прогулкой, альпинистка подкрашивает губы.

Панелька Насоновой стоит на горе. Выходим из подъезда и все время спускаемся. Несмотря на очевидную боль в коленях (альпинистка не признается, но поджимает губы), Эльвира Тимофеевна выбирает не самые легкие участки. У нее на ногах крохотные, как будто детские, кроссовки. Заметив, что я их разглядываю, Насонова рассказывает, как трудно в Союзе ей было с такой маленькой ногой.

Впервые на пик Коммунизма Эльвира взошла в высотных ботинках 44-го размера. До шести тысяч группа шла в своей обуви, а потом с вертолета им сбросили шекельтоны.
«Мужики быстренько разобрали подходящие ботинки, и мне достался 44-й размер, вспоминает Эльвира Насонова. — Это на десять размеров больше моего! Я просила одного участника с 39-м размером ноги отдать мне ботинки 39-го. Обувь должна быть на несколько размеров больше, 44-й ему бы подошел лучше. А он ни в какую. И вот я надеваю эти гигантские шекельтоны, приматываю их шнурками через ноги к талии, кое-как кошки надеваю и иду. Первый склон надо успеть пройти до девяти утра. Потом снег раскисает, проваливаешься. Иду, конечно, медленно, снег потихоньку тает, и вот он уже мне по пояс. А у меня же еще огромный рюкзак… Все, с кем я вышла, уже дошли до стоянки. Стоят и смотрят сверху, как я мучаюсь. А я уже совсем выбилась из сил, иду и думаю: “Если кто-нибудь выйдет мне помогать, я ему сошью пуховку”. И вдруг смотрю, отделяется от толпы зевак один человек. Маленький, щупленький мужчина, мы его дразнили “мошка-дрозофила”. Он подошел и взял мой рюкзак. И я ему после экспедиции сшила пуховку.

В шесть утра я встала с больным горлом, врач говорит: “Тебе лучше дальше не ходить”. Я думаю: “Щас, я столько прошла уже!” И дошла до пика, и спустилась в этих шекельтонах. Тогда я стала первой женщиной Киргизии, которая вышла на высшую точку Союза. Меня сразу на телевидение: “О чем вы думали, когда сидели на высшей точке Союза?” Я говорю: “Думала о том, что с меня спадают шекельтоны, как бы мне их не потерять на спуске”. Им ответ не очень понравился, они чего-то более высокого ожидали. На самом деле на вершинах часто думаешь о вполне бытовых вещах».

Когда Насонова в третий раз пошла на пик Коммунизма, американка Фрида из соседней группы попросила ее спустить их участника. «Мы уже были на шести тысячах, столько прошли! — вспоминает Насонова. — Спускаться совсем не хотелось. “Ты же была уже два раза на Коммунизма!” — сказали мне. А я молчу, просто не знаю, что ответить. Она мне говорит: “А я тебе альпинистские ботинки подарю потом!” Я отвечаю: “Не надо ничего, надо спускать человека, значит, надо”. Спустила. Прошло время, я про это забыла уже. Сижу дома, вдруг звонок в дверь. На пороге стоит начальник нашего альпинистского клуба и с ним Фрида с подносом: на нем клубника и два ботинка 34-го размера. Дорогие, пластиковые американские ботинки, в них такой валеночек вставляется. У нас такие купить было невозможно, а тут еще и мой размер! Было очень приятно».

1973. Спасение лазающих

Из Киргизии в Крым Эльвира с Анатолием переехали в 1973 году. Насонова устроилась на работу начальником Алуштинского горно-спасательного отряда и десять лет спасала людей, терпящих бедствие в горах.

«Сначала я была единственный сотрудник, — вспоминает Эльвира. — Альпинистов тут не было, так что я начала искать молодых ребят, любящих горы. И обучать их альпинизму — открыла на базе отряда секцию скалолазания для детей и молодежи “Эверест”. Я уже была мастером спорта, тренером высшей категории, у меня были награды. Так что, несмотря на то, что я такая маленькая и женщина, меня слушали. Первое время у нас не было ни машин, ни снаряжения. Я на спасработы ездила на своем “жигуленке”. Но после первой же серьезной спасательной операции все выдали».

Однажды теплой зимой Насоновой позвонила девушка и, рыдая, сообщила, что восемь молодых ребят затапливает паводком в пещере в Долгоруковском массиве. Насонова позвонила в горисполком и воинскую часть. Дали вездеход, приехали люди из Симферополя с гидрокостюмами. «Когда Люба позвонила, мне вспоминалась восьмерка погибших девочек. Я подумала: “Этих ребят я горам не отдам!” К пещере мы приехали только к ночи. Замерзшая Люба плакала в кустах, мы ее согрели, напоили чаем. Мои ребята спустились в пещеру: парни сидели на уступчике, а вода была под ними. У них уже потухли фонарики, они замерзли и могли умереть от переохлаждения. Это были очень серьезные спасработы. Первого с большим трудом вытащили в шесть утра, затем и всех остальных. Все ребята остались живы, я потом обучила их, и они все пошли ко мне в спасатели. После этой операции мне дали машину УАЗик, гидрокостюмы, хорошее снаряжение. Поняли, что я серьезный человек (смеется). Со мной тогда поехал мой брат. Он познакомился с Любой, и они поженились».

Чувствительной Эльвире спасработы давались непросто. «До сих пор помню работы, когда парень сорвался и упал лицом на скалу. У него было страшно разбито лицо, зубы. Я подхожу и думаю: “Если он живой, ему надо делать искусственное дыхание. Я, наверное, не смогу”. Я тогда еще не готова была видеть такие травмы. И, как показала потом практика, к такому нельзя подготовиться. Однажды в горах пропал мальчик. Мы излазили все места, где он мог бы быть, но найти его не могли. Его друзья сказали, что он пошел по сокращенной тропе. Я сообразила, что имелось в виду, и спустилась с этой тропы вниз по веревке. Вижу: тут веточка сломана, тут земля вскопана, будто кто-то проехал. Спустилась на 50 метров, там обрыв и выступает скала, и на ней кровавое пятно. То есть он летел и ударился. А там внизу вода, лодки ходят, ищут тело. И мама его там же, на берегу. Смотрю внимательно в воду и вижу что-то белое. Это была нога мальчика: он застрял головой в скале, задралась штанина. Там было такое место… с лодки его бы не увидели. Я направила туда человека, он нырнул и вытащил его. И не положил в лодку тело, а привязал веревкой и потащил на моторе. И мать увидела эту ногу, торчащую из воды. Я услышала ее душераздирающий крик, разнесшийся по горам. До сих пор его помню».

1980. Нечего делать на Эвересте

Работая горным спасателем, Эльвира не оставляла восхождения. И предпринимала всевозможные попытки для осуществления главной мечты — восхождения на Эверест.

Высшая точка Джомолунгмы (8848 метров) — не только недосягаемая высота, но и недосягаемые деньги. Семьдесят тысяч долларов тогда стоила лицензия непальских властей на попытку восхождения на высотный полюс. Тысячу долларов нужно было заплатить за офицера связи. Кислородный баллон — пятьсот долларов, а надо четыре. Шерп (носильщик) стоит пять тысяч. Снаряжение должно быть очень хорошим и дорогим, одни только ботинки — две тысячи. А еще билеты, питание… Оплатить такую экспедицию было по силам только правительству.

В 1980 году в районе пика Ленина проводились отборочные сборы кандидатов на Эверест. Единственной женщиной, которую допустили до сборов, была Эльвира Насонова. Всего было сорок кандидатов.

«Участвовать я должна была наравне с мужчинами, потому что женских нормативов не было. Помню, надо было на высоте трех тысяч пробежать на скорость до трех с половиной. Мне никто не сказал, что можно бежать в тапочках. Я пришла на старт в тяжелых горных ботинках, а там все стоят в легкой обуви… Пробежала плохо. Еще были подтягивания на перекладине, присед. Скалы. На скалы ходили парами, мне выпало идти в связке с мужчиной по фамилии Смирнов. Он говорит: “Я не пойду с Насоновой, женщина может пройти хуже!” В итоге я с другим пошла, и мы прошли намного лучше, чем Смирнов. Потом на ходьбе по льду мне попался другой мужчина, я ему говорю: “Ты можешь от меня отказаться”. Он успокоил: “Эльвира, прорвемся!” И мы из двадцати связок заняли восьмое место — это нормально. В итоге по результатам я была 26-ой, а взяли только 24 человека. Бег в гору меня подкосил. Участникам этой экспедиции не хватило выделенных денег на оплату шерпов. И тем, кто не отобрался в команду, предложили сопровождать их — нести их груз. Ну как я могла грузы нести? Там неподъемные баулы. Плюс ко всему мне потом рассказали, что в Федерации альпинизма многие голосовали против моего участия, мол, нечего женщине делать на Эвересте. Так я и не попала тогда в Гималаи».

1990. «Все закончилось»

В 1984 году муж Эльвиры Анатолий Балинский покончил с собой. К тому времени они уже не жили вместе из-за того, что Анатолий выпивал. Эльвира не может говорить на эту тему. Многим, кто спрашивает о муже, она отвечает, что он погиб в горах. Даже после расставания она его любила, смерть близкого человека, наставника, с которым она много лет была в одной связке, стала трагедией. Пережить утрату помогли горы и сын Егор, который с радостью ходил в горы вместе с мамой.

В этом же году Насонова уволилась из спасательной службы и уехала в Киргизию — работать инструктором в международном альпинистском лагере и горным спасателем. Она была единственной женщиной — тренером-спасателем. Восхождения женскими группами по-прежнему были запрещены, Эльвира продолжала со скрипом проникать в мужские команды и параллельно писала письма в Федерацию альпинизма, спорткомитет с просьбой пересмотреть запрет. В конце 1980-х годов запрет сняли, Эльвира тут же создала женскую крымскую группу и успешно совершила семь восхождений на Кавказе.

Все перевернулось в 1990-м году. Вечером 31 декабря сын Эльвиры Егор ехал домой на машине, врезался в столб и от полученных травм скончался на месте. Эльвира завязала с альпинизмом и ушла в себя.

«Для меня все закончилось, и горы в том числе, — говорит Эльвира Тимофеевна. — Я ничего не хотела, из дома выходила только при необходимости. Несколько метров до троллейбуса не могла добежать, так сильно болело сердце. А потом мне позвонили из Федерации по альпинизму СССР: “Эльвира, мы собираем всю женскую группу на пик Коммунизма”. Эта экспедиция должна была стать событием в женском альпинизме, а после участницам обещали Эверест. Мне предложили ее возглавить. Я молчала в трубку, не знала, что ответить. Какие горы, если я по лестнице подняться без одышки не могу! Да и вообще, нет желания. “Мы боимся повторения 1974 года, что девочки могут погибнуть. Нужен грамотный руководитель, а кто это, как не ты?” — убеждала трубка. Я подумала о погибшей Люде Манжаровой и согласилась».

1991. «Я постоянно искала деньги на Эверест»

Пик Коммунизма — высшая точка страны. Под руководством Эльвиры Насоновой 10 августа 1991 года женская сборная СССР без приключений и обморожений добралась до вершины и спустилась.

«Мы шли одни, но, когда вернулись в лагерь, мужики со всех щелей полезли, — смеется Насонова. — Оказалось, за нами пристально наблюдали, готовясь спасать в случае чего».

После восхождения участницы начали готовиться к гималайской экспедиции, но тут развалился Советский Союз, и стало не до покорения вершин. Эльвира не сдавалась и продолжала искать деньги на восхождение. «…Очень хочу красиво завершить труд всей моей жизни и, пока еще есть силы, реализовать свою самую заветную мечту…» — говорила Насонова в интервью журналистам.

«Я постоянно искала деньги на Эверест. И вот представилась эта возможность заработать снятием тел на параплане. Я тогда так до конца и не восстановилась после травм. Множественные переломы, несколько операций. Сильнее всего досталось плечу: разбита головка, осколки кости порезали сухожилия. Сухожилия зашили капроновой ниткой, головку собрали на шурупы. Я уже разработала руку, поднимала предметы. И вдруг нитка стала отторгаться. Снова операция, врачи открутили шурупы, которые держали головку плеча. Она постепенно рассыпалась и растворилась. Так что у меня больше нет головки, и одна рука короче другой. Если присмотритесь — заметите».

В тысяче метров от вершины

Эльвира Насонова еще ходила на костылях, когда собралась на «реабилитацию» на Эверест со стороны Тибета. Одна из ее воспитанниц говорила: «Эльвира Тимофеевна, ну куда вы пойдете, вы же еще на костылях!» «Вот на них и пойду», — отвечала Насонова. И в 1998 году поднялась на северное седло Эвереста, выше семи тысяч метров. Речь о восхождении тогда, конечно, не шла. Альпинистка просто хотела скорее восстановиться и снова почувствовать себя живой и сильной. А эти ощущения всегда давали ей только горы.

В начале 2000-х годов Эльвира Насонова пришла в отличную спортивную форму и вновь начала искать спонсоров для восхождения на Эверест — хотела в возрасте 62 лет установить мировой женский возрастной рекорд. Но ее опередила 63-летняя японка Тамая Ватанами, которой удалось найти спонсора быстрее. Для нового рекорда Эльвире Насоновой нужно было ждать два года.

Позже Насоновой все же удалось найти спонсора. Им стал давний знакомый, американец Сергей Мельникофф, который взял Эльвиру с собой на Эверест. «Там было очень холодно, — вспоминает Насонова. — У меня сильно мерзло больное плечо, казалось, его закопали в лед. Тяжело было очень, но я терпела. Мы дошли до 7800 метров, до вершины оставалась тысяча метров. И тут Сергей говорит: “Эльвира, я не могу идти, болит живот, у меня грыжа”. И все… Собрались и пошли вниз. Одна я идти не могла, конечно. У нас была одна виза на двоих, но еще это очень опасно. Настоящий альпинист — тот, кто даже у самой вершины может взвесить все риски и найти в себе силы повернуть обратно».

Последний раз на большой высоте Эльвира Насонова была в 68 лет: взошла на Эльбрус (5642 метра). Но с надеждой взойти на Эверест она рассталась только в 77, когда ей прооперировали оба колена.

2020. Инвалидность, коты и одиночество

Эльвира Насонова живет одна с тех пор, как погибли муж и сын, она больше ни с кем не встречалась. Через несколько лет после смерти сына ее брат Анатолий умер от рака. Жена Анатолия вскоре тоже умерла, и Насонова усыновила их ребенка, двенадцатилетнюю Наталью. «Она была моей отдушиной, — говорит Насонова. — Я ее очень любила. В какой-то степени Наташа заменила мне сына». Наталья живет в Киеве, помогает Эльвире Тимофеевне деньгами. Насонова признается, что, если бы не племянница, не знает, как бы сводила концы с концами.

Второй брат Эльвиры Тимофеевны тоже умер от рака, давно нет и родителей. У Насоновой есть дальние родственники, все живут в разных городах и навещают ее в основном по праздникам. Из родных в Алуште внук, который с удовольствием лазает с бабушкой по горам. Иногда заходят бывшие коллеги по промальпу, бывает, заезжают в гости оставшиеся в живых друзья-альпинисты.

«Серебряный волонтер» Ирина Притула познакомилась с Эльвирой Насоновой несколько лет назад. Альпинистку пригласили на творческую встречу в Центр социального обслуживания инвалидов, где она рассказывала о своих восхождениях.

«Я просто влюбилась в этого человека, — говорит Ирина, к которой мы с Эльвирой Тимофеевной пришли в гости. — Такая маленькая, хрупкая. Представить трудно, как она на такие вершины забиралась! Когда я поняла, насколько она одинока, захотелось ей помогать. Одной ей тяжеловато справляться с хозяйством, вот шторы, например, как она с больной рукой повесит? Я помогла ей получить инвалидность, которую ей три года не хотели давать. Говорили: “Какая вам инвалидность, вы вон сами ходите”. А у нее коксартроз тазобедренных суставов третьей степени. Ей ходить очень больно, она палочку не берет, потому что ей стыдно с палочкой ходить, она боль терпит. Если посчитать все ее травмы, мама дорогая! Я ее убедила в очередной раз попытаться, она пошла по врачам, там миллион справок надо собрать для этой инвалидности. Я пришла к врачу и говорю: “А нельзя ей какой-то листик выдать, чтобы она к врачам без очереди заходила?” А врач мне говорит: “А чем она отличается от других?” Представляете? Она легенда альпинизма, гордость страны, почетный гражданин города! В нашем музее о ней экспозиция. И такое отношение. В итоге Эля всех врачей обошла, во всех очередях отсидела, все справки принесла. А врач говорит: “А принесите мне выписку из истории болезни по вашим коленям!” А при чем тут колени? И ведь она прекрасно знала, что операцию на колени Эле делали в Киеве, что сейчас ковид и туда невозможно поехать. Эля пришла ко мне в слезах: “Ну ее, эту инвалидность!”».

«Я в горах никогда не плакала, даже когда замерзала на вершинах, уставала смертельно, — говорит Насонова. — А тут вышла из поликлиники на улицу и заревела, не вытерпела». Притула продолжает: «Я написала письмо Аксенову (глава Крыма, — прим. ТД), и ей сразу дали инвалидность, без всяких комиссий».

Звание почетного гражданина Алушты Эльвире Насоновой присвоили в 2016 году. За это она получает надбавку к пенсии в тысячу рублей. Пенсия у «Снежного барса» — 10 тысяч. С тех пор, как Насонова перестала работать, живет очень скромно.

«Вон наша мэрша пришла к ней недавно на День альпинизма, пофотографировалась и исчезла, — говорит Ирина Притула. — Это наша гордость, единственная в мире! Подарите что-то этой гордости! Помогите ей! Что ей эта тысяча, пойти лекарство купить».

«Если бы я была заслуженным мастером (спорта по альпинизму, — прим. ТД) у меня была бы солидная прибавка к пенсии, — объясняет Насонова. — Я участвовала в чемпионатах с мужчинами, сделала мужского мастера (выполнила мужские нормативы, — прим.ТД) на чемпионате Союза, шесть раз выполнила нормы женского мастера. Но “Заслуженного мастера” мне так и не дали ни в Украине, ни в России. Почему? Не знаю. В федерации (альпинизма России — прим.ТД) мне предложили покорить Эверест. Мол, взойдешь на вершину — дадим мастера. А откуда у меня деньги на Эверест?»

Обращаться в Федерацию альпинизма России с просьбой присвоить ей «Заслуженного мастера» Насонова не хочет. Как и не готова была выпрашивать инвалидность. «Я давно не в обиде, — говорит она. — Но поднимать этот вопрос не буду».

***

Когда мы с Эльвирой Тимофеевной выходим от Ирины, альпинистка останавливается возле чужой машины. Водитель пытается припарковаться, не задев поребрик. Насонова обходит машину и командует: «Еще сдавай, можно!» Мужчина улыбается маленькой пожилой женщине и делает, как она сказала.

Вечером Эльвира Тимофеевна замешивает вареную кильку с кашей, берет чайник с кипятком и идет во двор. Точно крысы из мультика про Нильса, к ней сбегаются дворовые коты. Напротив подъезда, за кустами, лежит дощечка, на которую она высыпает еду. Горячую воду наливает в стоящую тут же кастрюлю. «Холодно уже вечерами, будут холодное пить — заболеют, — кивает Насонова на котов. — Знаю, как я со стороны выгляжу, соседи на меня ругаются. Мол, развожу тут бездомных. Но они здесь и без меня всегда были, а кто их покормит?»

Когда мы возвращаемся в квартиру, в подъезд за альпинисткой прошмыгивает кот с гноящимися глазами. «Бедняга ты мой», — говорит Насонова и пускает чужака домой греться.

«Она с характером, но очень добрая, — характеризует Насонову ее подруга Жанна. Вместе они ходили в походы по Крымским горам. — Всех бездомных котов кормит, лечит, возит к ветеринару. Может, ей с котами не так одиноко».

1992. Купола и аттракционы

До 75 лет Эльвира Насонова руководила бригадой промышленных альпинистов, которую вместе с несколькими приятелями создала еще в девяностые. Заказов у бригады Эльвиры всегда было много: купола соборов и храмов, окна гостиниц, монтаж аттракционов и вывесок, ремонтные высотные работы на жилых домах, инженерное укрепление скальных стен. Насонова всегда была впереди и брала на себя самые сложные участки.

В одном из интервью Насонову спросили, зачем она, такая знаменитая альпинистка, занимается тяжелой работой в семьдесят лет? Она честно ответила, что пенсия у «Снежного барса» маленькая, приходится работать. Но добавила, что ничего постыдного в этом не видит: работа на высоте ей нравится.

2014. Забытье

Когда Крым присоединили к России, Насонова осталась без удостоверения, разрешающего высотные работы. Его нужно менять каждый год, предварительно проходя обучение. В Украине Насонова это делала бесплатно и без обучения, в России же за замену с нее как с бригадира запросили 15 тысяч рублей.

«На тот момент был не сезон, работы почти не было. Я посчитала: да я просто не отобью эти деньги! Ну и у меня их не было… Я тогда получала пенсию, кажется, тысяч восемь. Парни мои заплатили по семь тысяч и продолжили работу самостоятельно, а я отошла от дела. Иногда меня просят помыть где-то окна, не спрашивая корочку, я соглашаюсь. Несколько месяцев назад я мыла окна на здании гостиницы. Но зовут все реже».

Завязав с промальпом, Эльвира Тимофеевна пыталась устроиться в школу — хотела открыть кружок по альпинизму, водить детей в горные походы, учить вязать узлы. Обучением, в том числе детей, Эльвира занималась всю жизнь. В Алуште не найти преподавателя лучше. Но ее не берут.

«Говорят, без педагогического образования мне нельзя работать с детьми в школе. Если хочешь — бесплатно занимайся, а платить они не могут. Ну как я бесплатно буду работать? Мне ведь еще нужно снаряжение обновлять. Веревки быстро изнашиваются о скалы, они дорогие. Родители детей хотят, чтобы я с ними занималась, готовы мне платить, но я боюсь это делать неофициально. А если что-то случится? Раньше меня часто приглашали в школы, я рассказывала ребятам об альпинизме, своих восхождениях. У них горели глаза. Но больше не зовут, наверное, из-за того, что я отказалась работать бесплатно. А может, обо мне просто забыли.

Сейчас в Алуште нет никакой секции скалолазания. Я хотела ее открыть, просила город хотя бы стенку поставить, но “возможности нет”. Когда вижу, как молодые парни скачут у нас по лестницам, бордюрам, переживаю. Я бы их могла и технике безопасности обучить, и энергию в хорошее русло направили бы».

«Мы похожи со снежным барсом»

Эльвира Тимофеевна заваривает чай с травами, которые она собрала в Крымских горах. Достает большую кружку со снежным барсом — подарок самой себе.

«Мне как-то прислали статью про снежного барса, я ее прочитала и нашла между нами много общего, — говорит альпинистка. — У них тоже короткие лапы (кивает на свою укороченную руку), они хорошо знают горы, а еще барсы такие же одинокие и невезучие».

По словам подруги Жанны, со своим одиночеством Эльвира смирилась только в последние годы. «Она пережила много потерь и трагедий, но у нее остались горы. Она водит в походы наших пенсионерок, постоянно выдумывает какие-нибудь приключения. Вот пару месяцев назад звонит: “Так, Жанна, нам надо на Эльбрус! Давай собираться!” 79 лет! На Эльбрус! И ведь она не шутит. Она не чувствует себя бабушкой. У нее болят ноги, а она идет. А если невыносимо болят, обезболивающих напьется и идет все равно. Помню, у нее что-то было с ногой, мы приехали ее проведать на дачу. Заходим во двор, а там картина: сидит Эльвира, нога в гипсе, читает книжку и качает свободной рукой эспандер. У нее ноги отними — она на руках пойдет. Говорит: “Мне либо помирать, либо ходить”. Она живет горами, буквально».

***

За день до моего отъезда мы с Эльвирой Тимофеевной собираемся подняться на гору Демерджи, высота 1350 метров. Альпинистка собирается с энтузиазмом. Ее крохотные кроссовки порваны изнутри, но зато треккинговые палки крепкие.

«Я очень жалею, что моя мечта сходить на Эверест так и не сбылась, — говорит она. — С кислородным баллоном до вершины может дойти и пожилой человек, я до последнего надеялась, но в моем нынешнем возрасте это все-таки опасно. Мне нужно починить ногу, а потом сходить тысяч на семь, посмотреть, как организм отреагирует. Я запросила квоту на операцию в Москве, сказали, что ждать нужно будет год… Я очень скучаю по высоте».

Во время подъема приходится зашагивать на крупные скользкие камни. Альпинистка опирается на палки и аккуратно перемещает больную ногу. Она не останавливается на отдых, лишь иногда замедляется, чтобы решить, куда удобнее ступить. На вопрос о боли отрицательно мотает головой.

На вершине туман укутал горы плотным одеялом. Море внизу кажется перевернутым небом. Эльвира Насонова прислоняется к скале и закрывает глаза.

Редактор — Настя Лотарева

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!