«Вовремя повстречались поисковики»

Толстая подшивка бумаг с потрепанными уголками — все, что удалось за последние годы найти Камилю Ибрагимову о дяде. Он бережно листает архивные справки и документы военных лет. С этой папкой Камиль налегке приехал из Саранска в Пензу на несколько часов, чтобы увидеть место, где похоронен родственник. 

О том, что дядя Бекер умер в пензенском госпитале после ранения, в семье Камиля знали всегда. Но не знали, где именно он похоронен, где и как воевал, как получил ранения. Информацию о родственнике Камиль собирал сам, когда освободилось время на пенсии, — буквально по крупицам.

Мы беседуем с Камилем в музее пензенских поисковиков, которые ездили с ним на центральное Мироносицкое кладбище. Часть воинских захоронений там — братские могилы.

В 1942 году между Тульской и Орловской областями Бекер получил осколочное ранение. Осколок извлекли в липецком госпитале, а через месяц он умер после операции в пензенском. Все это Камиль узнал из справок военкоматов и Центрального архива военно-медицинских документов Минобороны в Петербурге. Но в истории болезни имя его дяди было написано с ошибками, и Камиль решил это исправить.

Бекер КармышевФото: из личного архива

— Имя нерусское, понятно: национальные особенности — вот и напутали. Вовремя мне пензенские поисковики повстречались — теперь дяде сделали новый паспорт воинского захоронения, занесли верное имя в Книгу памяти. В 2023 году на кладбище откроется мемориал, и там уже будет правильное имя, — с гордостью рассказывает Камиль.

В мае 1942 года Бекеру сделали операцию, но в госпитале не хватало антибиотиков и антисептиков, и у него развился сепсис. Через десять дней его приехали навестить тетя и жена, и он умер у них на руках.

— Дядя еще сам и успокаивал плачущую тетю и жену: «Не я один, говорит, там, на фронте, народ валился, как камыш», — рассказывает Камиль. — Я потом посмотрел — действительно, какие там потери были: из 900 человек их стрелкового полка 300 погибли в одном бою — как раз когда был ранен дядя. Мясорубка была.

«Ты видел, можешь потрогать»

Музей, в котором мы встречаемся с Камилем, не муниципальный — его придумали, собрали и открыли поисковики регионального отделения Поискового движения России по Пензенской области. 

В области за годы Великой Отечественной войны ушли на фронт 300 тысяч бойцов, и из них свыше 90 тысяч считаются пропавшими без вести. 

— Все думают, что поисковая работа — это ты приехал на место, а бойцы там справа, слева лежат. А это очень тяжелый труд — найти бойца. Еще труднее найти бойца, у которого будет при себе именной медальон, — рассказывает руководитель пензенских поисковиков Лариса Казакова.

За все время — движению 14 лет — поисковики съездили в 78 экспедиций, нашли останки 988 бойцов и установили 99 имен — тех бойцов, у которых были при себе документы или именные медальоны. Из опознанных бойцов 15 — родом из Пензы. 

Личные вещи, обнаруженные при погибших воинах Рабоче-крестьянской Красной армии: нательные иконы, монеты из кошельков, листы календаряФото: Вадим Матюшин

Из экспедиций поисковики никогда не возвращались с пустыми руками: килограммы пуль, оружие (но все представленное в музее на настоящий момент деактивировано), солдатские кружки-ложки, медпрепараты. Когда складировать находки у себя дома, на работе и в гаражах стало невозможно, появилась идея открыть музей. В музее свыше 400 экспонатов: от русских винтовок и пулеметов до крема Nivea из немецкого обмундирования.

— Нашли мы как-то винтовку с гнутым штыком, покрутили, повертели, положили, — с энтузиазмом объясняет член поискового отряда Дмитрий Плюцак, доставая экспонат из витрины. — Сначала не поняли, почему штык гнутый. Местным мужичкам показываем — они подсказали, мы нашли по немецкой съемке воронки, а в них восемнадцать человек убитых и два коня были. Так мы поняли, что немцы разогрели в костре этот штык и специально загнули — таскали им трупы убитых за ремни и обмундирование. Стаскивали в воронку.

Дмитрий заводит гостей музея в инсталляцию-землянку, приговаривая, что исторически там «все неправильно, но главное — антураж».

В поисковом движении Дмитрий Плюцак больше десяти лет. Ему сорок три, у него кнопочный телефон, он не пользуется банковской картой и не смотрит телевизор. Осенью собирается поступать в педучилище, чтобы стать педагогом дополнительного образования в школе.

— Мне нравится история, — коротко отвечает он на вопросы «зачем» и «почему». — Находишь человека, он весь изорван, руки-ноги в клочья, а у него же была своя история. Смотришь, ищешь. Диванных экспертов миллион, а ты не просто взял что-то из интернета — ты видел, можешь потрогать, пощупать. 

«Немцев копать интереснее» 

К поисковой деятельности, по словам Дмитрия, многие относятся настороженно, порой с недоверием.

— Первый вопрос — «сколько платят», второй — «сколько что стоит». Все же наслышаны сейчас про «черных копателей», которые якобы мешками вывозят немецкие кресты. Но на самом деле почти все это железо из наших экспедиций ничего не стоит. Стоят только немецкие фляжки, пряжки — раньше набирал домой и раздаривал, а потом взял и все сюда, в музей, привез.

Немецкие бойцы, по словам Дмитрия, интересны для поисковиков, но с другой стороны — исследовательской:

— Немцев, конечно, интереснее копать: немец всегда весь в обвесе. Но и находить их тяжело: они почти всегда забирали своих — был приказ. Кстати, если немецкий солдат не носил именной жетон, его наказывали. Если был убит без каски — тоже: на фото- и кинохрониках они все в касках, иначе семье не платили страховку.

— Я читаю мемуары тех, кто воевал, — продолжает Дмитрий, — не генералов, а солдат. «Ваньку Ротного» Александра Шумилова, Виктора Астафьева. Верю им больше, чем генералам. И все они пишут, что русский солдат был никто. Они поэтому и лежат все «верховые»: на них слой земли во-о-о-от такой (показывает жестом очень маленький и тонкий слой). В Баранове Орловской области кто-то собирал металлолом, дернул каску — а там шесть человек в канаве 80 лет лежат и никому не нужны. 

«Понимаешь, насколько мимолетна жизнь»

Просто так в поиск люди не приходят, говорит Лариса Казакова, для этого нужен особый настрой. В подтверждение она рассказывает историю о том, как в 2019 году пензенские поисковики ездили в экспедицию в Карелию.

— В какой-то момент у нас было уже много раскопов [разрытых ям], а медальонов не было — бойцы, как мы говорим, лежали «пустые», — начинает рассказ Лариса. — И вот в одной из ям мы нашли двенадцать бойцов, зачистили их (останки очищают от земли, чтобы в раскопе они были хорошо видны. — Прим. ТД). И, когда бойцы уже были готовы к подъему, на часах было восемь часов вечера. В то время в Карелии были белые ночи, а на следующий день передавали проливные дожди. И я говорю ребятам: «Надо принимать какое-то решение: либо мы продолжаем работы по подъему бойцов, либо консервируем их, закрываем еловыми ветками, но тогда они будут плавать в воде после дождя». И ребята — а взрослых было всего три человека, остальные пятнадцать человек были старшеклассниками — приняли решение работать в ночь. И как награда за то, что они не бросили этих бойцов, ночью у нас пошли именные солдатские медальоны. Первый, второй, третий — именно в этом ночном раскопе!

Личные вещи, обнаруженные при погибших воинах Рабоче-крестьянской Красной армии: нательные иконы, монеты из кошельков, листы календаряФото: Вадим Матюшин

Медальонов в той экспедиции было три, но прочитался только один. Внутри находилась нестандартная записка: «Гвозд К. П. Ленинград, улица Инструментальная, дом 4, квартира 28». Оказалось, что это был адрес дяди погибшего — информацию передали родственникам.

Одного из участников отряда девятнадцатилетнего Дмитрия Игошина в поиск привел отец, и оба регулярно выезжают в экспедиции. На его счету шесть экспедиций: Беларусь, Крым и Карелия.

— Невозможно описать эти эмоции, когда в медальоне находишь заветную бумажечку с информацией о бойце, — говорит Игошин. — Некоторые мои знакомые не понимают этого и отшучиваются про «картошку копать», «искать клады с наркотиками» или «ха, а моего деда слабо найти?». Есть такие люди — глупые совсем, что с них взять. Но это единицы.

В поисковом отряде много девушек, они ездят в экспедиции и проводят раскопки наравне с мужчинами. И все в один голос говорят, что самое яркое впечатление производит эксгумация — извлечение останков бойцов из места его захоронения. Анастасия Фомина в свои восемнадцать участвовала в двух экспедициях и из обоих привозила сильные воспоминания.

— Когда ты своими глазами видишь останки, на какой глубине они находятся, в какой позе лежат, по коже каждый раз пробегают мурашки, — говорит Анастасия. — Именно в эти моменты понимаешь, насколько мимолетна жизнь.

Судьба солдата

Помимо музея и реставрационной мастерской, у поисковиков есть кабинет на пять квадратных метров, где они практически ежедневно принимают заявки по всероссийскому проекту «Судьба солдата». Это проект, в котором люди обращаются к поисковикам, чтобы узнать судьбу своих погибших родных.

Запросы от людей поступают абсолютно разные: кто-то нашел своего родственника в базах Министерства обороны РФ, а в Книге памяти имени, например, нет. Тогда поисковики отправляют заявку в архив Пензенской области. Бывает, родственники нашли место гибели бойца, а мемориала там нет, — поисковики связываются с другим регионом, и там его имя наносят на мемориал практически сразу. Иногда находят информацию, что у бойца была неврученная награда, — тогда вопрос решается через Центральный архив Минобороны и военкоматы. Бывает, что родственники знают только имя погибшего бойца, и поисковики начинают работу с нуля. На обработку каждой заявки уходит от нескольких дней до месяца.

Во время пандемии проект по всей стране перевели в режим онлайн. Пензенские поисковики приняли в онлайне 182 заявки. Более 100 из них уже обработали. 

Юлия ВасинькинаФото: из личного архива

— Людям невероятно важно узнать хотя бы что-нибудь об их воевавшем родственнике, — рассказывает Юлия Васинькина, обработавшая 40 из этих заявок. — Я всегда радуюсь вместе с ними, когда удается пролить свет на некоторые судьбы. Правнуки находят информацию на сайтах «Память народа» и базе данных «Мемориала» самостоятельно и в большинстве случаев в заявке указывают именно то и только то, что обнаружили там. 

По словам Васинькиной, поисковики работают с теми же ресурсами, что и родственники, поэтому часто организация лишь дает рекомендации для дальнейшего поиска.

— Единственное отличие — мы имеем опыт работы на этих сайтах, поэтому лучше ориентируемся там, быстрее читаем и расшифровываем написанное в документах, знаем, что имели место опечатки, и учитываем это, — поясняет Юлия.

Историй семей, которым смогли помочь пензенские поисковики, много.

Когда шел проект «Судьба солдата. Онлайн», к поисковикам обратилась 82-летняя жительница Пензы Александра Рычко. Она просила восстановить фронтовые судьбы своего отца Григория Умнова и дяди Сергея Умнова, пропавших без вести в годы Великой Отечественной войны. Они ушли на фронт из села Рахмановка Вадинского района, и обоих родные считали пропавшими без вести. 

Используя базы данных Министерства обороны РФ, активисты выяснили, что отца Александры Григорьевны в 34 года призвали в армию — еще в июле 1940 года. В базе активисты смогли найти его неотправленное письмо семье — он написал его 6 сентября 1941 года, а через четыре дня погиб. Из письма было понятно, что в августе 1941 года он попал на фронт и участвовал в боях около станции Кириши в 120 километрах от Ленинграда. В письме Сергея Умнова близким говорилось: «Сидим в окопах, ожидая сиюминутно боя…»

Григорий Умнов с женойФото: из личного архива

Его родного брата сержанта Сергея Умнова призвали на Западный фронт, как только ему исполнилось восемнадцать, в феврале 1943 года. В сентябре его ранили, а 28 ноября 1943 года командир его отделения погиб в бою в районе деревни Высокое Могилевской области Республики Беларусь. В этом бою после гибели командира Сергей Умнов взял командование взводом на себя, повел однополчан на врага и погиб, посмертно был удостоен ордена Отечественной войны II степени. Пензенские поисковики нашли братское захоронение в Чаусском районе, где на мемориальной плите нанесено его имя. Они передали архивные документы семье.

— Мы знали, что отец погиб где-то под Ленинградом, а где и как — неизвестно, — рассказывает по телефону Александра Григорьевна. — Начала разыскивать и не знала, куда обратиться. Мы позвонили поисковикам, и они нашли, где погиб мой папа. Там были болота, и вот в этих болотах… Как погиб, не знаю, может, и утонул. Лариса [Казакова] была на этих болотах и говорит, что даже штыки из этих болот торчат. 

— Мы сами не могли найти, — говорит Елена Иванова, дочь Александры Григорьевны. — Мама писала, обращалась в военкоматы. Ей сказали: «В интернете все есть. Смотрите — все найдете». 

«Люди не знали, а теперь знают» 

— Это все хорошо, конечно, — человеческие истории. Но мы, поисковики, решаем еще и государственную задачу, — Лариса акцентирует на слове «государственную». — К началу нашего проекта по увековечению памяти по пензенским госпиталям «В тылу герои не забыты» у нас было полторы тысячи увековеченных имен. Сейчас эта цифра приблизилась к четырем тысячам. Могу назвать не один десяток людей, которые не просто находили имена погибших родственников в базах, но звонили и приезжали за книгами памяти. Понимаете, им важно увидеть фамилию своего родственника в книгах или на мемориале. 

Лариса КазаковаФото: из личного архива

Другой проект поисковиков «Наследники победителей» посвящен авиакатастрофам на территории Пензенской области во время войны. Участники движения собрали истории всех авиакатастроф: погибших было 102 человека, из них удалось увековечить 50 фамилий. На въезде в села области установили десять памятных знаков с фамилиями бойцов.

— Люди проезжали и не знали про них, а теперь знают, — объясняет Лариса. — У нас осенью был случай: человек приехал из Казани строить цирк, по базам узнал, что его дед похоронен в Спасске [райцентр в Пензенской области], умер там в госпитале. За полгода до этого мы установили в Спасске памятник четырем бойцам, погибшим в этом госпитале. Если бы он приехал на полгода раньше, он ничего бы не увидел. Да, в базе эти сведения есть, но одно дело — увидеть в базе, другое — увидеть имя родственника увековеченным в мраморе.

Сейчас в региональном движении 273 члена поисковых отрядов. Поисковая деятельность для участников движения не основная и неоплачиваемая. Ей члены отрядов посвящают свои свободные вечера, выходные и отпуска. Зарплату в реготделении не получает даже руководитель — Лариса работает заместителем директора в пензенской школе.

— Нет, мы это не считаем работой — это не работа, — Лариса качает головой. — И слово «волонтерство» я не люблю. Скорее, для нас это общественная деятельность. Это просто то, чем мы живем и дышим. Я знаю, что, помимо моей семьи, у меня есть поисковая семья, это уникальные люди — я могу позвонить каждому, если мне будет плохо. И каждый будет стараться в меру своих сил помочь друг другу. 

НаходкаФото: Вадим Матюшин

Экспедиции в Беларусь и Орловскую область, где сражались пензенские дивизии, стали постоянным направлением для поиска. Поездка в экспедицию обходится недешево: аренда одного автобуса для проезда к месту раскопок на две недели стоит около 200 тысяч рублей. Обычно эту сумму выделяет правительство Пензенской области на условиях софинансирования с президентским грантом.

Табличку на входе в музей поисковиков завершает надпись: «В Пензенской области пропали без вести 4559 тысяч солдат. Поиск продолжается…».

Материал создан при поддержке Фонда президентских грантов

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!