«Ничего сказать нельзя»

— Я ночую в общежитии бесплатном, в ночлежке на Иловайке (Центр социальной адаптации для лиц без определенного места жительства имени Е. П. Глинки. — Прим. ТД). Один мужик пришел к нам в общежитие, наверное, из тюрьмы. Начал свои порядки устанавливать. Я говорю: «Кто ты такой есть, ты хозяин, что ли, здесь? Тут и без тебя начальники есть». Ему не понравилось, как я ему сказала. Он взял у меня мою палку и моей же палкой мне по голове стукнул. Ничего сказать нельзя, ну ничего сказать нельзя, — Валентина обиженно смотрит перед собой, пальцы собираются в дрожащую щепотку.

Потом наклоняется к своему рюкзаку, к опухшим ногам без щиколоток — деформирующий артроз, «хожу хромаю». Достает телефон. Сейчас его надо зарядить до 100 процентов, другого шанса не будет. В ее общежитии все розетки обычно заняты. И места в последнее время тоже: вчера к ее приходу остались только вторые этажи двухъярусных кроватей.

— А я не могу залезть, ноги-то больные. Иногда мне оставляют [место внизу], потому что знают, что я приду, никуда я не денусь, я водку не пью, я пьяная не прихожу никогда. А сейчас вот не оставили. Второй этаж на ремонте, там тоже комната была, там мужчины и женщины, но если мест нет, то и там можно переночевать. Но тоже не переоденешься, ничего. Просто сидишь там на кушетке, и все. Душ тоже на ремонте, никак не сделают. Хорошо, хоть тут помыться можно спокойно, без мужиков. А то сидишь, закрываешься.

Валентина треплет себя за края тесного банного халата — такие в «Ночлежке» выдают перед походом в душевую. Края расползаются на тяжелой груди в прозрачной россыпи испарины. Валентина складывает брови смущенным треугольником, краснеет, смеется, как ребенок — немолодая кожа собирается сочным печеным яблоком вокруг радостных глаз.

Бездомная женщина на Садовом кольце в МосквеФото: Артем Геодакян / ТАСС

— Мне уже 69 лет. У меня муж умер и два сына умерли, я квартиру продала. Уехала в Узбекистан, там, мне сказали, квартиры дешевые. Стала там пенсию оформлять, мне назначили две тысячи. Сказали: «Это за то, что вы в Советском Союзе наработали, а после [распада] Союза мы вам ничего назначить не можем». Как я буду жить на две тысячи? Не смогла я квартиру купить. Сюда вернулась, а тут уже нет ничего. Хотела кредит, а мне уже не дают. Микрокредиты дают, а нормальные кредиты эти банки не дают. У меня нету никого, внучка одна, она у другой бабушки живет. А больше нет никого.

Валентина отворачивается к большому телевизору на стене. В душевой «Ночлежки» сегодня крутят «Сватов». Валентина любит «Сватов». Их можно смотреть все два часа, пока стирается и сохнет одежда. Раньше Валентина часами ждала своей очереди в душ в общем зале, пропуская всех мужчин вперед, чтобы не ежиться под взглядами, вцепившись в халат. Потом быстро мылась, наскоро вытиралась, сгребала одежду в рюкзак и уходила. Мало ли что.

Мужчин логичнее избегать

По данным «Ночлежки», 80% их клиентов — мужчины. По словам PR-координатора проектов «Ночлежки» Николая Рубановского, многие бездомные женщины не обращаются за помощью, потому что пугаются самого факта скопления незнакомых людей: боятся «сказать что-то не то» в центре, а потом оказаться один на один с озлобленным оппонентом на улице.

— В среде бездомности мужчина воспринимается как агрессор, как источник опасности, и логичнее его избегать. Например, недавно на одну нашу клиентку мужчина напал в автобусе с ножом — она пришла к нам среди ночи с ножевым ранением, потому что ей некуда было пойти. Мы ей вызвали скорую, ее госпитализировали.

Женская бездомность в России почти не изучена — у нас до сих пор нет федеральной статистики по количеству женщин, живущих на улице, и случаев насилия против них. В США, к примеру, первые данные о насилии в отношении бездомных женщин появились еще в 1990-х: по результатам опросов, более 60% бездомных женщин сталкивались с насилием со стороны партнера, а 34% переживали как минимум один эпизод насилия в год.

Женщины нередко становятся бездомными, спасаясь от домашнего насилия. Но даже те, кто не сталкивался с агрессией дома, начинают видеть в окружающих угрозу, оказавшись на улице. Некоторые исследователи рассматривают бездомность как комплексную травму, которая складывается из множества факторов: это разрыв связей с родственниками, поражение в гражданских правах, стигматизация, зависимости, постоянная нехватка ресурсов. Бездомный человек чувствует себя униженным, ненужным, беспомощным, перестает доверять людям, может вести себя антисоциально и агрессивно. Количество преступлений, совершаемых бездомными, с каждым годом снижается, но физическая и вербальная агрессия до сих пор часть повседневной жизни на улице. Для женщины вопрос безопасности стоит особенно остро: она физически слабее мужчины и не сможет за себя постоять, если на нее нападут.

«За бутерброд убить могут»

— За бутерброд могут убить, просто прикончить. Вот на Ямском поле (где проходят раздачи бесплатной еды бездомным. — Прим. ТД) это было. Мужики между собой подрались. Из-за этих драк я не ходила целых два года на эти кормушки, чтобы живой остаться. Мне не надо, чтобы меня за кусок хлеба убили, — говорит Нина, раскладывая на коленях теплую после сушилки кофту («ну вот, грязный пух этот от нее оторвался, сухая, чистая, спасибо большое») .

Бездомные во время благотворительной акции на Ярославском вокзале в МосквеФото: Сергей Бобылев / ТАСС

У Нины уже десять лет над головой только небо — натренированные безжалостным уличным солнцем глаза все время прищурены, красивый рот застыл в гримасе полуулыбки, тугие русые кудри выгорели в сухой овес. Говорит, что какие-то незнакомые люди «отжали» у нее квартиру и «траванули испорченными продуктами». Говорит, что у нее есть сестра, которая отказалась ее приютить, брат, которого она не может найти, дети, которые «далеко».

— Я думаю, что справедливости нет в этой жизни. Это как в законе Божием сказано: «Из-за приумножения беззакония оскудеет любовь» («и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь». Евангелие от Матфея, глава 24, стих 12. — Прим. ТД). Люди на улице, без крыши над головой — как они могут любить друг друга? Они друг друга ненавидят, даже помочь друг другу не могут.

— Когда мы пришли первый раз сюда помыться, надо было записаться. Мы пять часов на ногах простояли, ни один мужчина не встал и не сказал: «Сядьте, посидите». Что это за мужики? — Татьяна (имя изменено по просьбе героини. — Прим. ТД) невротическим жестом-паразитом дергает себя за кончик носа. Я ловлю ее взгляд, но он проходит сквозь меня как сквозь туман, будто Татьяна вглядывается в кого-то за моей спиной. — Когда я не вижу мужчин, мне всегда легче. Тут половина зеков. Ходят, выпендриваются. Это видеть надо. Один ко мне подошел и говорит: «Ты много потякаешь [разговариваешь], я тебе язык отрежу». А я даже ничего не сказала. Печенье мне попросила дать. Чуть не убили за это печенье.

Татьяна рассказывает, что работала конструктором в научно-исследовательском институте, проектировала военную технику, а потом «блатные отшлепали квартиру, а меня, хозяйку, убить надо. Чего только ни делали, а я все не дохну». Говорит, что ее травили, облучали, преследовали в разных городах и сюда, в душ московской «Ночлежки», она до «женских часов» не ходила.

Подруга Татьяны, Марина, кивает, взбалтывая одноразовой ложкой пюре быстрого приготовления, и поворачивается ко мне:

— Контингент тут не тот, Анечка. Я вообще считаю, что мужики должны быть с мужиками, а женщины — с женщинами. Когда все вместе, это беспредел и бардак. Как они на Западе делают красиво! Там женщины и мужчины никогда вместе не купаются.

«Невидимки»

— Во многих странах есть гендерно-специальные проекты, отдельные приюты для бездомных женщин. Чем более кастомизированный (индивидуализированный под специфические потребности узкой группы потребителей. — Прим. ТД) проект, тем больше он помогает, потому что есть возможность учесть потребность разных людей, — говорит директор московского филиала «Ночлежки» Дарья Байбакова.

В «Ночлежке», например, клиенток принимают женщины-соцработники — к ним могут обратиться те, кому по тем или иным причинам некомфортно обсуждать обстоятельства своей жизни со специалистом-мужчиной. Но отдельного приюта для бездомных женщин в России пока не существует. Кризисные центры в основном принимают женщин с детьми, жертв домашнего насилия, бывших заключенных женских колоний. В большинстве проектов профильных организаций, которые занимаются помощью бездомным, нет разделения по гендеру. Например, в пунктах обогрева «Ночлежки» женщины и мужчины ночуют вместе в одной палатке.

Бывшая специалистка по пиару и волонтерка «Ночлежки», стажерка Центра молодежных исследований Евгения Кузинер называет бездомных женщин «невидимками». В 2018 году она провела собственное исследование женской бездомности — до этого, по ее словам, в России эту проблему никто не изучал. После лекции Кузинер в «Ночлежке» и появились «женские часы». Она подчеркивает, что бездомные женщины часто стигматизированы больше, чем мужчины, — выход из традиционной роли «хранительницы домашнего очага» в патриархальном обществе до сих пор табуирован. Стигматизируют их не только «домашние», но и «свои» — другие бездомные. Как говорит один из бездомных мужчин, «женщина-бомж уже не женщина». Кузинер утверждает, что среди бездомных женщин есть касты — в самой низшей находятся те, кто «запустил себя», перестал за собой ухаживать.

По словам Байбаковой, для клиенток «Ночлежки» такие «женские часы» — возможность «внимательно рассмотреть себя и намазаться увлажняющим кремом «как дома». А еще — почувствовать себя красивыми и нужными». «Люди очень быстро перестают видеть в тебе женщину, на  первый план выходит то, что ты бездомный человек», — цитирует Дарья одну из клиенток «Ночлежки».

Раздача еды для бездомных сотрудниками благотворительной организации «Ночлежка» на одной из улиц городаФото: Петр Ковалев / ТАСС

«Ночлежка» объявляет о «женских часах» на выездах «Ночного автобуса», где волонтеры раздают бездомным еду, одежду, предметы гигиены.

— Волонтеры рассказывали нам, что это прямо была большая тема для обсуждения — женщины подходили к «Ночному автобусу», спрашивали, действительно ли это так, действительно ли есть специальный женский день, можно ли прийти, какие правила, — рассказывает Байбакова.

«Ну вот, уже получше»

— Господь, наверное, «женский день» сделал, чтобы мне было легче. Это вот для нас просто… — Татьяна закусывает губу, аккуратно щелкает ножницами, собирает в полотенце тонкие, как железная стружка, седые прядки Марининой челки. Марина вытягивает шею из плотного бандажа («связки болят, может, от нервов»), прикрывает глаза. Главный герой «Сватов» затягивает «Там, где клен шумит». Челка медленно убывает под блестящими лезвиями.

— Просто что? — мой голос почти тонет в грохоте стиральных машин, шуме воды, звоне пуговиц в сушилках, в «Опустел тот клен, в поле бродит мгла…».

— Просто рай! — торжественно отвечает Татьяна, строго глядя на свою работу внимательными ярко-голубыми глазами. Отступает чуть назад, примеривается, ровняет: — Ну вот, уже получше. А то вообще было.

— Я всегда за то, что надо сделать женщине приятно, — говорит Марина. — Мало ли что у женщины бывает в жизни. Женская доля — она такая, что ой-ой-ой. Жизнь прожить — не поле перейти, мои хорошие. Тяжелая доля. Это очень правильно, это очень хорошо, что они сделали. Женщина должна оставаться женщиной.

— Да, хорошо, что тут хоть что-то для нас есть, — добавляет Нина, не отрывая глаз от телевизора. — Человек же на улице не живет — просто доживает. Пусть хотя бы душа и тело будут чистыми. А он неплохо поет…

— А любовь, как сон, а любовь, как сон, а любовь, как сон, стороной прошла, — покачивается Нина в такт.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!