Я была одинокой матерью шестилетки. Постоянного партнера нет, квартира съемная, работа на фрилансе, перспектив ноль. И вот откуда к женщине приходят такие непреодолимые желания, я не знаю. Мне казалось, что ребенок настойчиво тарабанит в стеклянный потолок над моей головой. А я — бездарь и лузер — никак не могу помочь ему родиться.

Потом я начала видеть знаки (паранойя — она такая). То мать моя увидела сон со множеством младенцев, то вдруг лента ЖЖ принесла пост Доктора Лизы о сборе вещей для только что родившейся в поселке-поселении двойне. И я, как опытный шопоголик, тут же понеслась в «Стокман-дисконт», ведь поселок-поселение в Кировской области не повод отказываться от классных финских шмоток. Перебирая в магазине бодики, я буквально плакала сердцем: как жаль, что не своим.

Шли недели, месяцы, отчаяние нарастало. Полцарства за ребенка! В раздавленном состоянии я приползла к гинекологу по рекомендации. Положила голову на руки и зарыдала прямо на приеме.

Эта удивительная, в меру циничная и очень компетентная врач впоследствии на долгие годы украсила мою жизнь. Однако в первую встречу она сказала:

— Конечно, я понимаю, всем хочется детей, семью… Но давайте вы вначале подготовитесь, все подлечите, сдадите анализы, а потом разберемся.

И я послушалась. Смирилась. Таким смирением, будто я похоронила мечту и сознательно стерла это место из памяти. Какой бы ребенок там, на уровне стеклянного потолка, меня ни ждал, у меня ему помочь не получалось.

Я работала, растила сына, в моей жизни нарисовался эпизодический, но симпатичный партнер, с которым приятно было проводить время.

Я — к нему! Подготовила аргументы, выбрала момент, произнесла речь, смысл которой был простой:

— Хочу ребенка, без обязательств! Что скажешь? Мне очень надо!

Я была яркая, стильная, в некотором смысле безбашенная, и мне трудно было отказать.

Но он отказал. Контраргументы были, на мой взгляд, слабые, но спорить — бесполезно.

А какой был кандидат! В меру эрудированный, плюсов больше, чем минусов, старательно заботился о дочери от первого брака, чувство юмора мне подходило, родителей уважал и опекал, друзьям помогал, небольшим бизнесом рулил, симпатичный человек. От такого можно родить!

Я, как водится, поплакала и обиделась, а он, как хороший человек, приехал с собственноручно выпеченными блинами (помню, Масленица была) и постарался загладить неловкость. Так мы и продолжили приятно проводить время, вопрос детей больше не поднимали. У меня уже был опыт смирения.

Я, как в кино, с идиотским видом носилась по крохотной съемной кухне, твердя себе:

— Не может быть! Откуда?!

Гинеколог коротко отрезала:

— Ребенок может получиться и от смазки, поздравляю!

Я написала симпатичному человеку СМС: «У меня две полоски, приезжай».

В классике кинематографа «Форест Гамп» есть такой момент. Любовь всей жизни героя и свет его очей, которую играет Робин Райт, после долгой разлуки показывает ему мальчика лет пяти. И говорит: это твой сын, не бойся, Форест, подойди. А эмоциональный интеллект Фореста был как у ребенка, и он буквально окоченел. Испугался. Просто не мог уложить этот факт в своей голове. Какое-то время, минуты две. А потом отошел, принял ситуацию и, как мы помним, стал этому ребенку лучшим отцом в мире.

На моей кухне сидел взрослый, уверенный в себе мужчина. С опытом первого брака за плечами, с собственными бизнесом и точным знанием, откуда берутся дети. Только с лицом Фореста Гампа. Я помню этот момент, время дня, цвет стула, на котором он сидел, и его позу, застывшую от страха. Казалось, его придавило бетонной плитой.

А мы знаем, что две полоски — это только начало длинного, очень непростого пути. Выносить, успешно родить, а если ты при этом взрослая и не очень здоровая (с ограниченным бюджетом), считай, ты только ноги в воде помочила. До настоящего плавания еще месяцы работы, и шансы твои довольно призрачны.

Я смотрела на это замершее лицо человека в отличной жизненной фазе — не обременен даже ипотекой, все налажено, все получается — и не понимала: откуда страх? Но попыталась сделать еще несколько подходов к снаряду — подбирала слова, объясняла, утешала и успокаивала. Я говорила:

— Ребенок — это всегда благая весть. Я же не сказала тебе, что у тебя сгорел дом, смертельно заболели родители или разорился бизнес. Даже с учетом того, что мы не будем вместе (слово есть слово, я же обещала без обязательств), сам факт того, что будет ребенок, — это хорошо! Твой вклад и твои риски минимальны. Не ты вынашиваешь, не ты рожаешь и не собираешь потом по кускам здоровье, не ты откладываешь карьеру на определенное время. В твоей жизни ничего критического не происходит. Ты просто продлил род, не бойся, милый!

Не помогло.

— О, у нас тут двое, — однажды буднично произнесла на УЗИ врач женской консультации.

— Да ла-а-адно?

Я резко села и зажала рот рукой. В это время Солнечная система перевернулась два раза, и Земля начала вращаться вокруг Марса. К такому повороту я была не готова совсем — ни в моей семье, ни в окружении двоен не было никогда. Нетвердой походкой я вышла на улицу и сразу позвонила прекрасному гинекологу.

— Я так и знала, что ты выпендришься! Поздравляю! — в свойственной манере ответила она.

Дома меня встретила няня. Наш верный друг и член семьи. Простая, добрая, щедрая женщина, которая, отработав сорок лет бухгалтером, случайно зашла и осталась на несколько лет растить со мной ребенка с теплотой родной бабушки.

— Сядьте, — сказала я и разлила нам две рюмочки куантро. — У меня будет двойня, пейте.

Она молча встала, открыла холодильник и достала большой соленый огурец.

— Куантро не закусывают соленым!

И я налила еще. Только после трех подходов, когда у нее порозовели щеки, стало ясно, что новость она услышала, приняла и сможет доехать домой.

Иллюстрация: Евгения Домбровская для ТД

Помню, в период острого первого токсикоза я на коленях рисовала ребеночку для детского сада презентацию по Хармсу.

Потом дымное лето 2010 года, когда было непонятно, как выжить всем в целом и беременным в частности.

— Что мне делать? — звонила я в панике своему гинекологу. — В ЖК требуют лечь на сохранение, пугают, что не выношу!

— Соберись, беременность не болезнь! Тебе есть с кем оставить ребенка? Вот и сиди дома, не занимай чужую койку.

— Но я работаю по четырнадцать часов, это может навредить детям?!

— Понятно… Хотелось бы идти по берегу океана, и чтобы рядом бежал красивый подкачанный мужчина со стаканом свежевыжатого сока… Но ты можешь не работать? Тогда работай и не дергайся.

Я послушная. Мне сказали — я делаю.

В семь месяцев я с подругой и беременным животом размером с гору сама привезла из магазина кроватки. У меня в комоде были бодики. Два на два месяца, два — на четыре, два — на шесть.

Я была яркой, красивой и авантюристкой. Мне казалось, будет весело.

— Ты дура, конечно, — говорила подруга. — Если бы не двойня, мы бы сейчас спокойно выбирали коляску, которую ты покачивала бы носком, а теперь мы, как бешеные, по всему городу ищем для двойни эти танки!

Воды раньше срока отошли в магазине. В роддом меня везли на скорой по встречке.

С биологическим отцом детей после светлой новости о полосках мы виделись еще пару раз. В последний я попросила отвезти меня на УЗИ, где уже должно было быть хорошо видно. Он не пошел. Молча посмотрел на душераздирающе прекрасные фото двух скелетообразных младенцев размером тридцать пять сантиметров, отвез домой и исчез навсегда. Что значит характер. Сказал «нет» — значит «нет».

Я позвонила ему из роддома, где все было такое окситоциново-поздравительное. Пьяные папаши кричали под окнами, санитарки бесконечно носили цветы, мамы показывали младенцев по фейстайму. А у меня только няня с ребеночком дома и двое недоношенных младенцев в обсервации. Я ему написала: «Я родила двух здоровых, красивых детей, роддом такой-то, палата такая, я заслужила цветы».

Но он не приехал и цветы не прислал.

Еще пару лет я не могла успокоиться. Я задавала вопросы себе и подругам. В основном два: как такой надежный и порядочный человек мог так со мной поступить? И как я в тридцать пять лет (такая умная и классная) попала в типичную идиотскую ситуацию, в которую попадают неопытные семнадцатилетние девочки?

Ну и до кучи: как бедным деточкам теперь жить с прочерком в свидетельстве, их же все засмеют!

Подруги мне не подыгрывали и говорили прямо:

— Перестань говорить, что он порядочный, посмотри, как он поступил с тобой!

— Я тебя умоляю, не надейся, что он одумается, мой отец не передумал даже спустя двадцать лет, когда я родила дочь.

— Зачем тебе отец в свидетельстве? Радуйся, будешь получать пособия и спокойно вывозить детей за границу! — как всегда, оптимистично поддержала гинеколог.

Я послушалась, но оставила за собой право делать по-своему. Еще несколько лет я писала ему раз в год: вот первая стрижка! Мы получили место в саду. Мы уезжаем из Москвы. Дети пошли в школу. Посмотри, какие они красивые выросли, занимаются тем-то, любят то-то. Никаких просьб. И никогда никакого ответа.

Когда дети начали спрашивать, я рассказала, что знала и что могла. В лучших традициях психологии: ваш биологический отец — отличный парень, с чувством юмора и хорош собой, но новость эту не пережил. Когда вы вырастете, вы сможете с ним увидеться, если будет жив, вот так он выглядит, вот так его зовут.

Было, конечно, очень непросто выжить. Рядом были надежные друзья, кто с продуктами, кто с деньгами, кто с подарками, кто просто обняться. Бесценным товарищем стал старший сын, который в этом дурдоме оказался совсем малышом. Мы этих младших птенцов кое-как на своих плечах донесли до возраста, когда я могу писать это в кафе, пока они дома пекут шарлотку. Классные, красивые, умные, веселые, свободные дети на пороге пубертата.

В первые дни дома мы с няней купали эти синенькие недоношенные скелетики. Девочка все никак не набирала вес, а мальчик был в диком тонусе (а ты попробуй переживи в утробе дышащую дымом мать с шатким здоровьем). Я смотрела на них, маленьких, тощих, синеватых, и плакала: что делать, нянечка, одни кости…

А она, девочкой собиравшая траву и сдававшая ее за какую-то нищенскую сумму, с мудростью дитя войны говорила мне:

— Это ничего, были бы косточки — мясо нарастет.

И няни с нами больше нет, и дети любимы, бодры, что есть сил читают, играют в футбол и шахматы, а фразу эту я запомнила на всю жизнь.

Ее тело, ее жизнь, ее карьера, ее застревание в младенчестве, ее бессонные ночи, невозможность уделить время себе, бесконечная усталость, разваливающийся организм и, самое главное, постоянная ответственность за ребенка тогда, когда все остальные решат эту ответственность с себя снять.

Если женщина не хочет рожать, ее никто не вправе заставить. Но если она хочет, мало что может ее остановить.

В этом случае дети — благая весть. Что бы ни говорили окружающие. Чем бы ни пугало будущее. Какими бы мрачными ни выглядели перспективы.

Я прошла долгий путь принятия ситуации. Он был сложный, но целительный. Нельзя стать любимым и нужным. Любимым можно только быть. Безо всяких дополнительных заслуг и аргументов.

Единственное, о чем я жалею, — что сообщила биологическому отцу о беременности и пустилась в уговоры. Надо было собрать остатки достоинства и забыть.

Если бы в текстах было посвящение, я бы посвятила этот любимому и стойкому старшему сыну. И друзьям. Вы — сила.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!