«Они же красивые, изящные»

Выехав из Волгограда на восток через Волгу и сразу после Краснослободска спустившись в Волго-Ахтубинскую пойму, обнаруживаешь чуть скрытую деревьями поляну с тремя нездешне северными избушками и кирпичным фундаментом посреди. Наискосок по поляне, устрашающе размахивая крылами и клокоча, бежит императорский (он же солнечный) орел, величественная птица в пол человеческого роста, а за ним, выкинув вперед руки, монах в черном подряснике. Аккуратно ловит, окутывает и уносит:

— Нельзя ему туда, в беду попадет.

Орел, объясняет иеромонах Василиск, смотритель волгоградской «Обители птиц», научился ловить потоки ветра и пикировать на них из своего вольера. Летать он не может — крылья повреждены и деформированы, — только бежит, разгоняется, машет крылами для взлета — и не взлетает. А монах его раз за разом ловит, «умного такого». Кроме беглеца-рецидивиста, здесь, в приюте для пострадавших экзотических птиц, сейчас находятся два орлана-белохвоста, два филина, степной орел, орел-курганник и аист. До этого прошли через нее и вернулись в дикую природу, если верить отцу Василиску, десятки, если не сотня других птиц и животных.

Хищнический нрав у птиц сохраняется, и человека они воспринимают как угрозу, поэтому подходить близко к вольерам нельзя. Но видеть этих птиц даже на таком расстоянии — большая удача. Орел-беглец со здоровыми крыльями мог бы взлететь на высоту до девяти километров. А пока он тут, любой желающий, как написано на вольере, может стать его опекуном. Но это не значит, что птицу можно забрать, — можно давать животному на корм, пожертвовать вольер, приезжать сюда и ухаживать за ним.

Одна женщина каждый месяц перечисляет на корм журавлю тысячу рублей со своей пенсии. Журавля выпустили, предупредили ее, она: «Ничего, значит, будете кому-то другому помогать». И продолжает переводить. Бескрылый орлан-белохвост — самый старожил, он живет в приюте восемь лет. Второй по возрасту — курганник — живет пять лет, столько же — один из филинов. А другого уже на следующей неделе будут выпускать в природу. Самые «зеленые» — императорский солнечный орел, его привезли только весной, и пустельга — она поступила только летом. В дикой природе такие птицы, как орлан-белохвост, могут проживать до 25 лет. В зоопарке, где исключены распространенные на воле риски нападения других хищников и доступно регулярное лечение, — до 42—45 лет.

Приюту уже шестнадцать — столько лет назад иеромонах обратился к тогдашнему митрополиту Волгоградскому Герману с просьбой создать в волгоградском Свято-Духовском монастыре (где тогда служил Василиск) сад вместо доставшегося от воинской части асфальтированного пустыря. Когда сад приобрел свою форму — фонтан, зеленые аллеи, лавочки, — отец Василиск спросил митрополита: «А давайте мы туда поселим каких-нибудь экзотических животных?»

— Ну как, они же красивые, изящные, — отвечает иеромонах на вопрос, как вообще возникла такая идея.

Первыми в сад приехали ростовские фазаны, сразу красивейшие и изящнейшие, золотые, алмазные, королевские, заселены они были в вольеры под стать. Оказалось, что монастырю это только на пользу — прихожане монастырского храма стали наносить визиты чаще и приводить своих детей, после каждой службы проводить много времени в монастырском саду, передавать весть о нем своим невоцерковленным соседям. Скоро о нем прознало и телевидение, за ним — интернет-СМИ. А затем вокруг сада возникло целое зоозащитное практически движение: если где-то в городе находили животных, подстреленных, сбитых машинами, их стали нести сюда.

Птиц, особенно фазанов, становилось в приюте все больше, и вольеров тоже нужно было все больше и больше. При этом большая часть этих птиц были дикими, часто краснокнижными, содержание которых простому человеку в неволе не рекомендуется. Зачем тогда нужен приют, почему бы не выпустить их всех на волю, спрашивали многие прихожане. На что Василиск раз за разом терпеливо отвечал, что он, в общем-то, так и делает, но только с теми, кто может вернуться в дикую природу на правах полноценного хищника. Но вот, например, у орла-беглеца, пикирующего на волнах воздуха прочь из вольера, такой возможности нет, часть его крыльев была при лечении ампутирована — без них в дикой природе он быстро сгинет, он не будет полноценным хищником и охотником.

Читайте также Поймать память  

— У нас и косуля была — выпустили, вылечили, — рассказывает иеромонах, — и енотовидная собака, и четыре лисенка, и белогрудая каменная куница. Один раз большую игуану передали. А сколько ежиков выкармливали… Но почему-то именно с птицами больше всего бед происходит.

Отца Василиска и его приют заметили в городской и областной администрациях. В 2017 году ему, рассказывает монах, было предложено создать в Волго-Ахтубинской пойме полноценный реабилитационный центр для диких животных, которые попали в беду. Он же, по замыслу директора природного парка «Волго-Ахтубинская пойма» Натальи Лопанцевой, должен был стать своеобразным музеем хищной фауны Волгоградской области и шире — всей южнорусской степи. Поэтому никаких китайских, розовых, золотых, даже алмазных фазанов.

Но если создавать в пойме приют, там же надо и жить. Руководство парка предложило иеромонаху поставить вокруг кордоны, как у лесника. Он сказал: «Я не лесник, я священник. Давайте лучше построим здесь скит!» В честь Покрова Пресвятой Богородицы — будет он и церковным служением иеромонаха Василиска, и приютом для птиц, и частью природного парка. Землю оформили, но не сразу — это отдельная история — под бессрочное безвозмездное размещение зданий и сооружений религиозного использования и реабилитационного центра «Обитель птиц». Сначала хотели назвать его «Парк птиц», но такой в России уже есть, и не один, поэтому отец Василиск настоял на более церковном варианте.

Настоящие лесники отца Василиска возблагодарили: выбранный им участок, оказалось, был самым проблемным. Он почти со всех сторон окружен человеческими постройками и дорогами, даже автотрассами. Из Волгограда идет огромный миграционный поток в Краснослободск и частный сектор в округе — люди постоянно строятся. Нынешняя тихая поляна с избушками и орланами раньше, по словам монаха, вся была завалена строительным и бытовым мусором, а примерно там, где сейчас фундамент строящегося храма, было сплошное кострище — под каждым деревом зола костров, выжженная земля, мешки с углями. Оставленных одноразовых мангалов при расчистке территории было найдено около 70 штук. Иеромонах и волонтеры, в основном из числа его прихожан, костяк в 20—30 человек, расчищали эту землю на протяжении двух лет.

Мусора, несмотря на их усилия, прибавлялось. «Это будет продолжаться, если мы сюда не закроем въезд», — вспоминает свои слова отец Василиск. Через поляну крестом шли четыре лесные дороги, по одной, со стороны госпитомника, могли проезжать даже КамАЗы, — все монах со товарищи перекопали, оставили только пожарный въезд, оградили его шлагбаумом.

Теперь водителям пришлось объезжать семь километров вместо трех. На иеромонаха и природный парк обрушился вал заявлений во все властные органы вплоть до прокуратуры. Но Лопанцева, по словам отца Василиска, все уверенно отбила: «Она за пойму отдает всю себя».

Когда земля наконец была очищена, митрополит Герман дал благословение на создание скита. Спросил отца Василиска: «Почему именно Покрова?» «Быть под покровом Матери Божьей и нам, и зверям, попавшим в беду», — ответил иеромонах.

Нам все равно

К Русской православной церкви Московского патриархата, которой принадлежит Свято-Духовский монастырь, Василиск себя не относит с лета 2021 года. Сменивший Германа в 2019 году митрополит Феодор потребовал от иеромонаха закрыть скит и приют и уйти из Волго-Ахтубинской поймы. Взяв на раздумье неделю, отец Василиск принял непростое для себя решение перейти своим скитом из Русской православной церкви (РПЦ) в Православную российскую церковь (митрополита Филарета Рожнова) — часть зарубежной церкви, не признавшую унию РПЦ и Русской православной церкви за границей в 2007 году. В ответ Феодор назвал Василиска раскольником, запретил ему проводить богослужения и носить наперсный крест.

На обитель, похоже, это не повлияло никак.

— Здесь нет никаких разделений. Церковь-то одна. Просто есть иная территориальность, — несколько уклончиво комментирует иеромонах Василиск и не говорит, имя какого архиерея он напишет в грамоте, которая будет заложена в основание нового храма при его освящении: — Надо сначала храм построить, а потом мы уже решим, кто будет его освещать.

Отобрать скит РПЦ не может, потому что он целиком личное детище Василиска, епархия в его создании никак не участвовала.

— Я просто получил благословение владыки и сам [все] строил, — отмечает священник. — Спрашивал: «Владыка, может, вы приедете, посмотрите, как здесь все?» Владыка Герман мне сказал: «Ты иди делай, потом покажешь, что сделал». Я приехал, встал, сам себе сказал: «Василиск, на тебя ответственное дело возложили, ты сейчас должен все поставить на такие места, с которых потом не перенесешь. И чтобы после тебя никто не сказал: понастроил здесь всякой ерунды, а мы здесь страдаем».

К отцу Василиску в гости приходят паломники: две матери с четырьмя детьми и иеромонах Назарий из Свято-Духовского монастыря. Одна из матерей оказывается его главным регентом. Василиск жалуется ей: певчих нет вообще! В городе, отвечает она, та же проблема: все ушли петь в восстановленный Александро-Невский собор. Спрашиваю, не боязно ли им общаться с иеромонахом теперь, когда его объявили раскольником.

— Нам все равно, — коротко отвечают девушки.

С трассы доносится отчетливый шум грузовой машины. Сообщаю об этом иеромонаху.

— Самое интересное, что это вы ее слышите, на нее обращаете внимание. Пока ты мне не сказал, я даже не слышал, — парирует он.

Радонежский и тикток

В келье иеромонаха — простенький обогреватель, ряд банок с засолами, вышитый станком патриарх Алексий II, копия «Преображения» Андрея Рублева, сборник «Жития святых», фотографии Иоанна Шанхайского и прежнего митрополита Волгоградского Германа.

— Я ему особо благодарен за его участие в развитии скита, за его согласие, за его решение. Мы с ним общаемся шестнадцать лет, — уточняет отец Василиск. Архиерей жив, в декабре 2018 года он был решением Синода отправлен на покой.

Михаил Саяпин, будущий иеромонах Василиск, родился в 1974 году на берегу озера Иссык-Куль в Киргизии, потом с семьей переехал в Ташкент, оттуда — на Урал. Семья была религиозная, ходила в храмы, даже когда большинство было закрыто, всегда праздновала Пасху и Рождество.

— На Рождество мама пекла сладкий пирог, я приглашал одноклассников в гости, кто-то из них обязательно каждый раз спрашивал: «У вас что, у кого-то сегодня день рождения?» Ну можно и так сказать, — вспоминает отец Василиск.

Бабушка брала его с собой в храмы, и детский интерес, любопытство в нем переросло в изучение, в любовь. С возрастом эта любовь оформилась в цели. Первой книжкой, которую в семинарии дал наставник будущего монаха, было не Евангелие, а житие преподобного Сергия Радонежского. Прочитав ее, Михаил-Василиск сформировал твердое убеждение: ему описанный образ жизни по душе.

Эта же книга подвигла его на принятие монашества. Василиск проходил послушание в Троице-Сергиевой лавре, там же был пострижен в монахи, рукоположен в иеромонаха и поехал служить в Волгоградскую область: «Ты как солдат. Тебя благословили — и ты едешь хоть на край земли». Уже здесь окончил Царицынский православный университет. А до этого, в миру, — биологический факультет педагогического училища в Ташкенте.

— Мы все — творение одного художника, — говорит сейчас монах Василиск о том, как он совмещает веру и эволюцию в своих убеждениях. — Что бы мы ни взяли — и простейшие организмы, и насекомые, и животные, и растения, — у всего есть большое сходство и у всего есть единый узор, единый творец.

Герасим Иорданский вылечил от ран и приручил льва, Серафим Саровский кормил с рук медведя и вообще дружил с ним, Сергию Радонежскому было даровано видение о будущем величии лавры как собрания множества птиц — монахи слетятся к нему со всех мест, как птицы; Илие Пророку, ушедшему от людей в пустыню, пищу приносил ворон, а Иисус Христос въезжал в Иерусалим на молодой ослице.

На строительство скита иеромонаха Василиска подвигло посещение Турина (но не итальянского, а того, что в тайге на севере Урала).

— Я приехал в женский монастырь там, и меня спросили: «А вы в честь Василиска Сибирского названы?» Нет, Команского. Удивило — о Сибирском я ничего не знал, — признает иеромонах. — Потом в городском музее, сразу на входе, увидел портрет того же старца Василиска. Я начинаю изучать его личность, мне дают житие, я с упоением его прочитываю за ночь. Настолько впечатлился, что на следующее же утро поехал на его источник. Тогда зародилось в душе: хочу в лес, и все.

Мечта принесла ему немало тягот: вся братия идет с утра в трапезную, а Василиск едет сюда, на поляну, строиться. И утром обратно в город — на службу. Когда он под ноябрьским ветром готовил себе еду на чудом не сдуваемом огне меж четырех кирпичей, он думал: «Кажется, Господь испытывает меня». Однако каждый раз после темнейшего часа наступал рассвет.

— Сижу вот как-то утром, кофе пью, размышляю: и стройка, и птицы, где что брать, как все успеть, как хоть что-то успеть, —вспоминает священник. — Смотрю, идет по лесу молодой человек. Подходит: «Здравствуйте, мне бы отца Василиска». Я говорю: «А это я». Он оказывается директором сельхозавиации и предлагает помощь — и жертвует мне 3D-вольеры.

Еще один прихожанин дал на открытие храма здесь 200 тысяч рублей — ничьи имена Василиск не разглашает.

Цель Василиска на ближайшее будущее, на пару лет — достроить вторую келью для второго брата, храм, ограждение и гостевой дом, запустить хозяйство, с которого можно жить, «чем-то жить, как все монастыри и жили». Делать и продавать свечи, четки, выращивать и продавать чай, ежевику, малину, грушу, яблоки, доить коров, коз.

— Остальное — труды духовные, — замечает Василиск. Сейчас вместо второго брата пока только немногословный столяр Паша, помогающий со стройкой.

Электричество скит в основном добывает солнечными батареями, даже в храме стоит лампочка, работающая от солнечной энергии: «Дай Бог здоровья китайцам». Волгоградская область недостатком солнца не славится, поэтому одного ясного дня хватает, чтобы батарея могла полностью зарядить пауэрбэнк.

— Думаю, старцу Василиску в тайге было пожестче, — отмечает современный Василиск. — Живя в городе, я на себя больше тратил, чем здесь, значительно больше. Вот чего я добился — автономности.

Электричеством священник пользуется, в том числе чтобы посидеть в интернете. В тиктоке, в частности, он смотрит кулинарные рецепты.

— Вчера из тыквы делал пюре, — описывает священник один из них. — Берется тыква, обжаривается на сковородке, отдельно обжаривается морковка, отдельно — лук, отдельно — картошка, в этой массе тыквы должно быть больше всего. Все это в кастрюлю, залить водой, до полной готовности морковки и картошки, чтобы они были мягкие. Потом все это посолить, добавить черный перец и все это блендером привести в состояние пюре. К нему гренки, зелень — очень вкусная получается вещь.

— В устроении скита вам первое биологическое образование даже больше помогло, чем монашеский опыт?

— Ни то ни другое. Здесь важно то, что я получил от тех, с кем я жил, — от родителей, бабушки. Современный человек даже нормально вскопать землю не сможет, если попросить. Или помидоры пасынковать — он даже не поймет, что это такое. А я с детства это знал: зимними вечерами резали туалетную бумагу, на которую клеили семечки морковки, чтобы потом расстелить эту ленту и засыпать землей — и чтобы не прореживать морковь. И много другого всего делали, чего сейчас городской житель просто бы не понял. Многое из этого мы не делаем, потому что легче что-то просто купить. Да, может, и легче мне эти помидоры просто купить на рынке в городе. Но хочется свое. Да и если бы я не пахал тут на грядках, чем бы я тут занимался?

«В лес-то кто пойдет?»

Строительство здесь шло два года. Отец Василиск семь месяцев, с мая по ноябрь, прожил на этой поляне в палатке, каждый день ездил отсюда на богослужение в город, в Свято-Духовский монастырь. Митрополит, по словам монаха, каждый раз, видя его, спрашивал: «Тебе оно надо все? Чего тебе в келье не сидится? Тут тепло, уютно». Но, говорит отец Василиск, его тянуло туда, в пойму. Строительство скита-приюта стало делом его жизни. Его мечтой.

Работа предстоит еще долгая.

— Я всегда говорю, что мы не бежим, не идем, не стоим, а уверенно ползем, — определяет отец Василиск. Три деревянные кельи в северорусском стиле построены из срубов, привезенных фурами из Кирова — такого дерева здесь просто нет. Строящийся храм, фундамент которого занимает середину поляны, будет, по замыслу Василиска, точной копией самого древнего сохранившегося деревянного храма Руси — церкви Ризоположения из села Бородава (XV века постройки). Оплачивать такую непростую стройку, неохотно делится отец Василиск, помогает «один человек, который возглавлял в Волгограде одну крупную фирму, потом пошел на повышение и уехал в Москву».

Сейчас в ските-приюте уже есть храм — домовая часовня в одной из келий — точной копии кельи, в которой на Соловках, будучи еще игуменом Соловецкого монастыря, жил в XVI веке обличитель опричнины святитель Филипп. Царские врата пока не доделаны, а иконостас в человеческий рост сделан из гипсокартона.

— А что, самый дешевый резной иконостас — 380 тысяч рублей. Почему бы не вырезать его из гипсокартона, плотного, усиленного? — рассуждает отец Василиск.

За алтарем храм осматривает укрепленный на окне, распечатанный Спас Вседержитель (образ Христа, представляющий его как всесильного небесного царя. — Прим. ТД). На стене напротив — большая, написанная кистью картина, изображающая ту же поляну посреди Волго-Ахтубинской поймы, где мы находимся сейчас, только в будущем: три кельи, забор, деревянный храм посередине, несколько черных силуэтов.

— Я пригласил художника, поставил его на точку, сказал сделать фотографию, а потом представить, что там уже готовый скит в том же месте, — рассказывает о своей задумке отец Василиск.

— И что, монахи такие же тут будут, с косами?

— Будем надеяться. Я к тому времени буду вот так уже сидеть, — показывает Василиск на монаха, сидящего у одной из келий на пеньке с книжкой перед козой. — Буду седой, старый, козам Евангелие читать.

Другие священники Волгоградской епархии были скептичны: «В городе в воскресенье-то дай Бог десять человек придет, а в лес-то кто пойдет?»

В прошлое воскресенье, рассказывает иеромонах, молиться в лес пошло двадцать четыре человека, среди них тринадцать причастников, восемь детей, в основном все те, кто ходил к отцу Василиску на службы еще в Свято-Духовском монастыре, но кто-то и из местных — из Краснослободска, из поселка Сахарного. Еще три месяца назад в этой келье складировалась хозяйственная утварь.

Предыдущий митрополит не раз спрашивал отца Василиска: «Ну нужен тебе этот приют?» Но оказалось, что от него есть прямая миссионерская польза. Учителя, когда приводят детей сюда посмотреть на птиц, просят хозяина: «Можно, батюшка, без всяких проповедей, только про природу? У нас есть ученики мусульмане, есть неверующие, католики…» В итоге же детям всегда интересно после лекции о птицах посмотреть и храм, и дети — хоть из православных семей, хоть из мусульманских — хотят поставить по свечке. «Ну давайте за учебу поставим, чтобы не болели все», — так, по его словам, реагирует в таких случаях отец Василиск. А учителя потом выговаривают ему: «Ну вы и хитрец, батюшка». Среди помощников Василиска по приюту и волонтеров есть впоследствии воцерковленные.

Например, сама директор парка Наталья Лопанцева.

— Когда мы оформляли документы, она говорила: «Все будет хорошо. Не переживайте». И вот в очередной момент меня пригласили в управление природными ресурсами: «Мы готовы вам передать землю». Я звоню Наталье Борисовне, делюсь вестями. Она говорит: «Должна вам сказать правду. Я вас успокаивала. Но точно знала, что вам эту землю не дадут. И то, что вам ее передали, для меня знак — скоро я приму крещение», — рассказывает священник.

Несмотря на выгодные безвозмездные и бессрочные условия, содержит скит-приют отец Василиск полностью сам — сам ухаживает за птицами, сам кормит их и себя, — а также работает фактически смотрителем и экскурсоводом природного парка, проводит тут праздники — День Волги, День птиц, День леса, волонтерские экологические акции «Чистый лес», «Очистим планету от мусора». Монах в шутку сетует, что не взял землю на одном из островков поймы, как предлагали изначально, — «вообще Валаам бы был».

— Но вы хотите, чтобы сюда приходили люди, или хотите отдалиться от мира? — всерьез спрашиваем мы.

— Мне хотелось в первую очередь, чтобы эти дикие животные оказались на природе и чтобы до них могли доехать люди, которые жаждут им помочь, их увидеть.

Сейчас середина осени, и людям тут уже холодновато. Но не птицам — в дикой природе такие хищники улетают на юг не из-за холода, а из-за голода: живность, составляющая их пропитание, укрывается на зимние спячки. Их держат в просторных вольерах с жердочками (птицам удобнее спать на весу, чем на земле. — Прим. ТД) и 3D-сетками.

Единственный, кого отправят в тепло, — аист, для этого ему заказали отдельный модульный дом, где он будет жить вместе с курочками под охраной двух сторожевых псов Вольного и Мухтара. Курочки исключительно несушки, в суп они не пойдут, ведь соблюдающий все посты православный монах строго вегетарианец, а порой и веган.

Порой приютских птиц посещают их дикие сородичи. Как-то, рассказывает отец Василиск, он утром подошел к вольеру с орланами-белохвостами и увидел, что их там трое. Подумал, что у него двоится в глазах, — и тут один из них резко взмыл в небо.

* * *

В последнее утро мы вновь приезжаем в пойму в «Обитель птиц» — отец Василиск должен проводить нас в добрый путь молебном. Всплыла вечная проблема: все певчие кто заболели, кто не может. Зато с улицы слышны вскрики орлов — чем не пение?

Священник читает молебен, покуда в храме только мы втроем.

— Еще молимся о милости, жизни, мире, здравии, спасении, посещении, прощении и оставлении грехов рабов Божиих путешествующего Дмитрия и путешествующего Сергия, — упоминает он в ектении журналистов ТД, сразу за нами — всех благотворителей, благодеятелей, жертвователей Покровского скита.

— Что говорить после службы прихожанам, для меня было главным вопросом, когда я становился священником, — сразу после последней молитвы говорит отец Василиск, повернувшись к нам лицом. В итоге он пришел к тому, что надо говорить притчи — простые и живые.

Поэтому с нами он делится переделанной (им же) буддийской притчей:

— Один монах приходит к другому почерпнуть у него учение. Но вдруг видит, что он самый обыкновенный. Третий монах говорит второму: «Да ты путаешь, он свят». Тот отвечает ему: «Сейчас я это проверю». Поймал бабочку и посадил у себя между двумя ладонями. Думает — сейчас подойду к старцу и спрошу: «Скажи, авва, живая бабочка у меня между руками?» Думает, что если старец ответит «Живая», то тут же ее сдавит и убьет, а если наоборот — откроет ладони и она полетит. Наконец подходит, задает вопрос, старец ему в ответ: «Все в твоих руках».

Полет в Москву проходит спокойно.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!