Молчать нельзя, говорить опасно. Девушка, обвинившая в насилии фигуранта дела «Сети», рассказала о реакции общества

Бывшие девушки подсудимого по делу террористического сообщества «Сеть» Армана Сагынбаева обвинили его в насилии. Свои истории они рассказали на специально созданном сайте. Шесть девушек — Ясна Исхаки, Анна Топчилова, Женя, Арина, Злата и Августа (имя изменено) — говорят, что Сагынбаев применял к ним насилие, в том числе сексуальное, а некоторых из них сознательно заразил ВИЧ. Сообщество Rupression, координирующее поддержку политзаключенных по делу «Сети», заявило об отказе в дальнейшей поддержке Сагынбаева.

Защита Сагынбаева и его родственники считают публикацию девушек «провокацией, затеянной с целью повлиять на ход суда», прокомментировала «Таким делам» адвокат Ольга Рахманова. Она сказала, что продолжит защищать Сагынбаева, а обвинения девушек не имеют отношения к делу «Сети». «Моральный облик моего подзащитного не имеет для меня никакого значения», — добавила адвокат.

«Такие дела» поговорили с Ясной Исхаки — она вела переписку с Арманом и получила от него предложение выйти замуж. Ясна объяснила, почему девушки решили именно сейчас рассказать о действиях Сагынбаева, и прокомментировала реакцию общества на их обвинения в адрес политзаключенного.

Ясна Исхаки

инициатор создания сайта о жертвах Сагынбаева

Когда Арман предложил мне брак, я через свою подругу обратилась в Rupression (проект помощи репрессированным антифашистам и анархистам, запущенный после широкой огласки дела «Сети». — Прим. ТД). Я сказала им, что он продолжает искать новых женщин, предлагает брак и встречи в комнате длительных свиданий, при этом он ничего не рассказывает о своем прошлом: ни об эпизодах насилия, ни о диагнозе, отказывается говорить об этом даже в ответ на прямые вопросы. У меня были контакты некоторых других жертв Армана — я предложила девушкам собрать наши истории и опубликовать.

Мне было очень важно мнение Rupression по этому поводу — они мне прямо ответили, что не возражают. Я поняла, что публикация не принесет вреда узникам [дела «Сети»]. Я не думала, что Rupression сделает заявление о прекращении информационной поддержки.

Я понимала, что публикация этого текста для нас опасна, мы подставляемся прежде всего «перед своими». Мы ожидали травли. Многие люди продолжают думать, что о насилии нужно молчать. И что общественную поддержку можно обеспечивать сокрытием всего плохого, закрывать глаза на то, как политузники хотят использовать поддерживающих их женщин в сексуальных и абьюзивных целях.

Когда Саша [Аксенова, жена Виктора Филинкова, одного из обвиняемых по делу «Сети»] сделала репост и написала, что наше заявление «не влияет никаким образом на других фигурантов», это был просто невероятный шаг. Потом наш текст репостнула страница Rupression. Это нас в одну секунду легитимизировало. Многие думали, что мы агентки ФСБ, действуем по политическому заказу, а некоторые считали, что мы просто равнодушны к ребятам из дела «Сети» и можем причинить им вред. Заявление Саши сняло с нас эти обвинения. Оно дало нам моральное право на наш текст.

Читайте также Каждый из нас — потенциальный насильник

Ситуация сейчас представляется мне очень хрупкой. На нас идет очень большое давление, и Rupression нас спрашивали: уверены ли мы, будем ли стоять на своем, не удалим ли текст из-за угроз и давления. Мы все понимаем сложность возникшей дилеммы. Конечно, Арман остается политическим заключенным, а его дело остается делом о репрессиях, и мы признаем это. Но на данный момент у нас есть точные доказательства, что Арман злоупотребляет той поддержкой, которую искренне оказывали ему люди.

До публикации я обсуждала этот вопрос с людьми из правозащитных кругов. Некоторые говорили: да, конечно, о насилии нельзя молчать, тем более если он злоупотребляет конкретными людьми из группы поддержки, это недопустимо, нужно защищать волонтеров. Часть людей говорила мне, чтобы я ничего не публиковала, что вред, который он может нанести женщинам, меньше, чем тот вред, который могу нанести я публикацией.

Это напоминает мне, как выпускники 57-й школы заявили о сексуальных домогательствах учителя и огромная часть сообщества была против них. Это самая сложная проблема для жертв насилия. Когда я читаю комментарии к этой истории случайных людей, мне не больно. Но когда ко мне приходит человек, с которым я долгое время сотрудничала, и говорит мне, что я сделала очень плохо, должна была молчать и всех предала, — для меня это очень большой удар.

Мы достигли своей цели — предупредить девушек достаточно широкого круга. Сейчас многие люди узнали об Армане. Но я бы хотела, чтобы это породило общественные дискуссии о насилии в обществе и по отношению к женщинам. Почему люди молчали, почему считали, что нельзя это публиковать? Почему не верили жертвам? Почему Женя (одна из бывших девушек Армана. — Прим. ТД) подверглась травле, когда рассказала свою историю отношений с ним в 2014 году? Почему не все девушки сразу уходят от партнера после первых таких проявлений?

Паттерны насилия, к сожалению, повторяются у разных насильников, мне бы хотелось, чтобы было больше понимания об этом. Самый главный вопрос: что делать? Где женщина может найти ресурс, чтобы выйти из этого? Я бы хотела, чтобы этот случай повлиял на дискуссию о законе о домашнем насилии.

Нас спрашивают, почему мы не подождали приговора. Приговор суда первой инстанции, возможно, будет уже на этой неделе, потом будут апелляции, жалобы в ЕСПЧ. Если бы мы опубликовали статью после приговора и до апелляции, мы услышали бы упрек: «Почему вы не подождали апелляцию? Вы что, не хотите, чтобы приговор пересмотрели? Вы что, хотите сбить общественную кампанию?» Длительность этого процесса — минимум полгода, возможно, год или несколько лет, в то время как Арман действует очень быстро: наши отношения за месяц развились с нейтрального общения до предложения брака.

Раз наша цель — предупреждение женщин группы поддержки, мы должны были действовать быстро, у нас не было месяцев на раздумья. Я опубликовала текст сейчас, потому что эта история произошла со мной сейчас, в сентябре 2019 года. Вторая причина — оградить себя от обвинений: «Почему вы молчали?» Если бы мы дождались всех судебных вердиктов, нас бы спросили: “Почему вы молчали год?” Суть моего текста в том, что молчать нельзя. Это лишило бы текст смысла.