Хочу петь и смотреть на свинью. Как в Оренбургской области центр для детей с аутизмом общается с подопечными по видео
Центр «Прикосновение» из Оренбургской области помогает детям с ментальными нарушениями. На время пандемии «Прикосновение», как и другие подобные центры, перешел на дистанционную работу. Педагоги общаются с детьми по видеосвязи: устраивают для них уроки и показывают животных. Специалисты центра говорят, что изоляция вредна для детей с ментальными нарушениями, но нашли плюсы в онлайн-занятиях. «Такие дела» публикуют монологи преподавателей центра.
Денис Азиханов
сопровождающий, стажер
Я сопровождаю детей в ходе образовательного процесса. Помогаю им с письмом, с передвижением — с чем угодно. В этом году я помогал на трех группах, и еще между мной и педагогом были закреплены особо тяжелые дети, которые требуют индивидуальной помощи: с ДЦП, с тяжелой формой аутизма.
Я сам из села, и у меня есть младший брат с аутизмом. Ему 11 лет. Он видел всех домашних животных: свиней, лошадей, кур, собак. А большинство детей в центре — из города и животных таких ни разу не видели. И у меня возникла идея записать видео и познакомить детей с животными, чтобы они хотя бы на экране увидели их. Это для них интересно и познавательно.
Видео помогла снимать мама. Я живу сейчас в деревне с родителями и братом. Снимать лошадь ходил к соседу — он работает пастухом. Остальные все свои: собака, кот, свиньи, коровы, телята. Это домашнее подсобное хозяйство родителей.
В комментариях к видео детей и родителей заинтересовала жизнь свиней. Они были в восторге от их вида! И я записал вторую часть, конкретно про свиней: чем они занимаются, как едят, правила поведения с животными. Я отослал видео своему коллективу, они его сейчас редактируют.
Мой брат ходит к нам в центр. Я подсказываю педагогам, чем он любит заниматься, что любит делать, чтобы на основании этого проводить занятия. Пока я дома, я с ним занимаюсь. [После карантина] я планирую работать в центре и развиваться. Я считаю, что моя работа полезна, и душа лежит. Пока учусь на педагога-дефектолога заочно.
Екатерина Шуптарская
педагог-психолог
Наш центр — социальной адаптации, многие ребята занимались социально-бытовым ориентированием, и сейчас мы продолжаем [такие занятия]. Каждую неделю мы выкладываем в своих социальных сетях какой-нибудь урок, например творческий или по кухне. Некоторые занятия мы записываем индивидуально для конкретных ребят.
Буквально месяц назад мы не могли себе даже представить, что будем проводить онлайн-занятия с детьми с тяжелыми множественными нарушениями развития. Думали, это нереально. Но оказалось, что это интересно и полезно с точки зрения эрготерапии: мы видим ребенка в домашних условиях и можем скорректировать поведение мамы, подсказать, как надо адаптировать мебель под ребенка, какую лучше использовать посуду.
Есть мальчик, которому семь лет, у него тяжелые множественные нарушения: церебральный паралич, нарушение зрения и умственная отсталость. Он передвигается в коляске, и движения его рук ограничены. С этим мальчиком раз в неделю мы проводим занятие на кухне. Ему очень нравится помогать маме, и мы используем этот интерес, чтобы развить у него движение, зрение, слухоречевое внимание. Последний раз мы с ним готовили молочный коктейль. Я видела, как обустроено рабочее пространство, и могла скорректировать его, чтобы мальчик был максимально самостоятельным и успешным. Я могла маме сказать: нужно взять такую чашку, вот здесь нужно оказать помощь, а здесь он попробует это сделать самостоятельно.
Я провожу групповые и индивидуальные занятия в Zoom для маленьких детей 4—10 лет. Групповые занятия я провожу раз в неделю для 5-7 человек. На занятиях мы поем песенки, рассказываем стихи. Делаем то, что делали в центре: это им знакомо, они узнают и участвуют в этом.
В первый день, когда мы вышли в Zoom, у детей с расстройством аутистического спектра был негативизм, кто-то сильно кричал. Они привыкли включать на гаджетах свои игры. А тут мама усаживает, просит посмотреть на экран: они не понимали, что происходит. Но потом они начали присматриваться [к экрану], увидели там своих знакомых. Кто-то вглядывался, внимательно за всем следил, но ничего не повторял. Кто-то улыбался, кто-то смеялся. А кто-то включился в процесс и начал повторять движения. Это было интересно, удивительно наблюдать. Ребята нас узнали. И многие родители рассказывают, что, когда заканчивается занятие и экран выключается, дети, которые могут говорить, спрашивают: «А где Катя? Где Соня?»
Если дети тяжелые и не могут смотреть в экран, то мы на связи с родителями. Например, есть шестилетний мальчик с аутизмом и нарушением зрения, он не может смотреть в экран. Но у него очень активный папа, он один воспитывает ребенка. Я ему записывала задания, которые мы обычно выполняем, и он эти занятия дублирует дома.
Для родителей самоизоляция — это очень тяжело. Мы ратуем за социализацию, а тут получается, что ребята с инвалидностью все время сидят дома. Для них поездка в наш центр — это целое событие. Это важно. Поэтому мы очень ждем начала очных занятий.
Наталья Пухова
клинический психолог
В марте у нас начались занятия по грантовому проекту «Творчество, особенное для всех». Каждую неделю я проводила занятия по арт-терапии или глинотерапии в группах разного возраста: дошкольников, детей постарше и подростков. У нас был заранее составлен план. Но мы ушли на дистанционный режим и стали думать, как будем проводить занятия, потому что остановить проект мы не можем. Решили выпускать видеоуроки.
Каждую неделю я готовлю урок по определенной теме. Мы решили остановиться на арт-терапии, потому что не у всех дома есть глина. А материалы для творчества есть, особенно если в доме маленькие дети. Видеоуроки мы отправляем во всех наших мессенджерах, в группах в социальных сетях, лично родителям, если кто-то просит. Мы поддерживаем с родителями связь постоянно и получаем обратную связь. Они присылают рисунки, иногда — видео, как они что-то делают [с ребенком]. У нас скоро будет онлайн-выставка работ.
Родители спрашивают, чем можно заменить материалы, как лучше давать инструкцию тому или иному ребенку. Мы стараемся постоянно мониторить ситуацию, чтобы эти занятия имели эффект для ребенка.
Когда за все это брались, не ожидали, что это вызовет такой отклик и начнет так хорошо влиять на общение родителей и детей. Это совместная работа с родителями, она обладает другим, более сильным коррекционным потенциалом и вообще хорошо влияет на взаимоотношения родителей и детей. Получается семейная арт-терапия в рамках режима самоизоляции.
Дома ребенок занят одним, а на обучающих занятиях — совершенно другим. И возникает разница образа ребенка у родителей и образа ребенка у педагога. И теперь родители могут прикоснуться к этому [образу] и понять, что их ребенок на самом деле много может делать сам и у него есть творческий потенциал.
Александр Филилеев
музыкальный руководитель
Когда начался карантин, я просто записывал видео с домашними заданиями. Дети выполняли вместе с мамами и присылали мне. Но после нескольких видео я понял, что это не лучший способ. Потому что родители — это не педагоги, они не могут скорректировать правильно, где-то давят на ребенка. Поэтому мы попробовали перейти на онлайн-уроки. К моему удивлению, все получилось. Ребятам понравилось, они видят себя в камере, видят меня.
Каждую неделю я провожу по одному онлайн-уроку с четырьмя ребятами от 12 до 16 лет по пению и по гитаре. У меня было около 15 индивидуальных учеников, с каждым заниматься онлайн — даже времени такого нет. Но они поют дома, я написал небольшую программу, родители с ними занимаются, для поддержания этого хватит.
Я вообще не думал, что получится. Скажу честно, эти занятия больше развлекательные, чем обучающие. [Через интернет] есть задержка — не получается им услышать меня, в плане музыки это очень важно. Но тем не менее мы можем поддерживать связь. У нас есть до этого сформированный эмоциональный контакт, им нравится общаться, нравится урок, поэтому они получают удовольствие. Во время занятий, когда в комнату заходит мама, они говорят: «Мама, уйди, я с Сашей хочу попеть, не мешай».
У меня есть групповые занятия, но в основном с дошкольниками. С ними сейчас занятия не проводим, но записываю песни, которые мы поем, чтобы они включали видео, попели.
У нас [в центре] есть занятия по гитаре, фортепиано, барабанам. За два года моей работы мы создали небольшой ансамбль. Участники меняются, приходят-уходят, но мы уже ездили с этим ансамблем выступать в Казань, в Новотроицк. Сейчас тоже готовились к выступлению в краевом конкурсе, но из-за карантина, к сожалению, не смогли выступить. Записали видео и рассылаем его по конкурсам, которые проходят заочно. Один ученик играет на барабанах, а дома барабанов нет — и он потерял интерес. Мы сейчас договорились с директором центра, одолжили ему гитару и пробуем с ним играть на ней, чтобы было интереснее.
Есть разные группы учеников. Есть подростки, которые практически всю жизнь ходили в центр, у них не такие большие нарушения, получается какие-то шаги в музыке делать, более-менее получаются музыкальные композиции. Есть взрослые, которым больше 18 лет, там уровень нарушений гораздо сильнее. Мы с ними не можем заниматься по видео, для них это очень сложно. Им скорее нужна социальная поддержка: я через день с ними созваниваюсь, спрашиваю, как дела.
Ребята старше 18 лет работают в центре: делают изделия из дерева, ткани в мастерских. Раз в квартал мы выставляем это на продажу [на ярмарках], приходят люди и покупают. Ребята получают небольшую зарплату. Это не какие-то развивающие занятия, а работа. Единственные развлекательные занятия для них — музыка, где мы раз в неделю поем песни. Они постоянно говорят: «Мы соскучились по ребятам, мы хотим на работу, когда будет музыка?»