Недостаточно поставить пандусы. Как сделать музеи доступными для людей с инвалидностью
Общественные и культурные пространства часто недоступны для людей с инвалидностью. В том числе музеи: в здание не попасть без пандусов, а без перевода на жестовый язык или этикеток со шрифтом Брайля не изучить экспонаты. «Такие дела» разобрались, как сделать музеи удобными для посещения людьми с особенностями здоровья и почему инклюзия важна для всех.
Почему инклюзия важна
«Общество много лет изолирует людей с инвалидностью от информации, которую, как нам кажется, они не поймут. Это социальное исключение сильнее физических барьеров», – говорит Евгения Киселева, куратор программы «Доступный музей» Пушкинского музея.
По словам эксперта, когда-то медицинская модель инвалидности была общепринятой. В соответствии с ней нарушения зрения и слуха считались отклонением от нормы, и люди с такими особенностями должны были подстраиваться под других. Но в конце прошлого века медицинскую модель сменила социальная: она предполагает, что проблема не в человеке, а в обществе. Это общество должно создать условия, которые подходят для всех.
«Недостаточно поставить пандусы там, где нет среды открытости, принятия и дружелюбия»,
Координатор отдела инклюзивных программ музея современного искусства «Гараж» Людмила Лучкова подчеркивает: «Главный стереотип об инклюзии — что она касается только людей с инвалидностью». На самом деле инклюзия важна для всех людей с разным опытом и особенностями: будь то пожилые или люди с ментальными особенностями, говорит эксперт. Музей современного искусства «Гараж», в частности, много работает с людьми с миграционным опытом: проводит экскурсии на кыргызском, узбекском и таджикском, а также обучает русскому как иностранному персонал из Средней Азии.
Как сделать музеи доступными для людей с разными формами инвалидности
По мнению Киселевой, есть разные способы адаптировать пространство музея для посетителей с особенностями здоровья. Людям с нарушениями зрения помогут копии экспонатов, которые можно исследовать на ощупь, или тифлокомментарии — безоценочные описания предметов, они позволяют представить произведение. Иногда в работе с людьми с нарушениями зрения применяются телесные практики: посетителю предлагают повторить позу статуи или персонажа с холста.
«Когда о смыслах произведений искусства рассказывается только зрячим людям, незрячие попадают в культурную изоляцию, которую очень сложно преодолеть, — считает Киселева. — Не только от живописи, но и от литературы, и от музыки, потому что в культуре все связано».
Одну и ту же картину можно показать зрителю десятками способов, продолжает Киселева. Куратор выставки выбирает этот способ каждый раз, когда решает, что лучше — разбить экспозицию по векам или жанрам.
«Объяснить произведение искусства полностью — вселенская задача. С ней никто не справится, — говорит Евгения. — Поэтому сделать экспонаты доступными важнее, чем перечислить или продемонстрировать все детали».
Для людей с ограниченной мобильностью важно наличие лифтов и пандусов. Людям с нарушениями слуха необходим перевод на жестовый язык. Но, как подчеркивает Киселева, экскурсии на жестовом языке должны разрабатывать и проводить сами люди с нарушениями слуха. Это нужно, потому что жестовый язык по-своему красивый и образный, он часть особой культуры.
По словам Лучковой, иногда инструменты адаптации превращаются в художественные практики. Например, слабослышащая художница Элисон О’Дэниел использует в своих видеоработах субтитры, которые не соответствуют изображению, а Шеннон Финнеган создает стихотворения на alt-тексте, которые доступны и незрячим людям.
Киселева вспоминает, как немецкий художник Ян Форманн проводил для Пушкинского музея перформанс «Реституция знаков». Дети и подростки с синдромом Дауна рисовали альтернативную уличную навигацию, в том числе знаки, обозначающие людей с инвалидностью, — обычно их придумывают люди без инвалидности.
С какими проблемами могут столкнуться музеи
Одного желания создать доступную среду недостаточно: есть проблемы, которые музеям сложно решить. Как отмечает Киселева, музеи часто находятся в архитектурных памятниках, которые сложно адаптировать. Она приводит пример: «Центральная ось Пушкинского музея — лестница из розового мрамора, его лично Иван Цветаев привез из разных уголков мира. На нее невозможно поставить пандус». Но новые здания музеев, считает эксперт, можно строить с учетом требований доступной среды.
По словам Евгении, еще одно ограничение, которое сложно устранить, — развеска экспонатов. Если человек смотрит на выставку снизу, а не с высоты человеческого роста, он не сможет нормально видеть большинство картин. Но если повесить картины ниже для посетителей на колясках, будет неудобно остальным.
Евгения предлагает выход из ситуации: если часть здания или некоторые экспонаты недоступны людям с ограниченной мобильностью, можно дать возможность увидеть их в виртуальной реальности. Цифровая копия не заменяет оригинал, но по крайней мере создает о нем представление.
Инклюзивные программы есть во многих российских музеях?
Как рассказывает Динара Халикова, соосновательница проекта «Инклюзивный музей», на системном уровне инклюзивные программы в российских музеях стали оживленно развиваться последние шесть лет. Особенно в Москве, Санкт-Петербурге и других крупных городах. Но небольшие региональные музеи тоже стараются внедрять решения в области доступной среды и работы с людьми с инвалидностью.
В 2020 году победителем грантового конкурса проекта «Инклюзивный музей» стал краеведческий музей из удмуртского села Якшур-Бодья. В нем всего четыре сотрудника, но они уделяют особое внимание работе с посетителями с ментальными особенностями.
Музей изобразительных искусств Республики Карелии одним из первых начал использовать инструменты альтернативной коммуникации при работе с детьми с расстройствами аутистического спектра — в частности, карточки PECS, с помощью которых можно показывать слова и эмоции. В музее есть сенсорная комната — в ней дети могут отдохнуть и успокоиться.
Киселева считает, что содержание инклюзивных программ российских музеев соответствует трендам.
«Но в нашей стране инклюзивность обсуждают последние 10 лет, а за рубежом вопросы универсального дизайна и доступности были решены 40 лет назад»
«Там учреждения культуры по умолчанию должны соответствовать стандартам доступности. Здесь за каждое пространственное решение нужно бороться».
Государство поддерживает развитие инклюзии в музеях, но мало, отмечает Динара Халикова. Она считает, что «культура всегда финансируется по остаточному принципу».
«Инклюзивные технологии получают финансирование в рамках программы по доступной среде, но не все. Министерство культуры разрабатывает методические рекомендации для музеев, но этих рекомендаций не хватает. В рамках государственного мониторинга часто смотрят только на количественные показатели – например, сколько в музее тактильных моделей. Но важно еще и то, какого качества эти модели, как часто ими пользуются. Нужна экспертная работа, анализ сложностей и рисков, привлечение самих людей с инвалидностью», – заключила эксперт.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам